Шла погрузка, моряки перекликались, поднимали якоря, ставили паруса.
Она надеялась, что Бартли не заметит ее, но его зоркие глаза увидели ее. Он подошел к ней улыбаясь.
— Стало быть, ты пришла проводить меня.
— Убедиться, что ты в самом деле уплыл, — язвительно ответила она. — Я радуюсь, что теперь долго не увижу тебя.
— Я скоро вернусь, милая, и тогда…
— Прошу, оставь свои клятвы. Уверяю тебя, та позорная ночь больше не повторится.
— Моя прелестная Тамар! Я сохраню твой образ в своем сердце. Думаю, мое путешествие будет скучным, ведь для меня нет радости, если ты так далеко!
Он поцеловал ее в губы, потом, поклонившись, ушел. Тамар отправилась в Хоу пешком, провожая глазами корабли, покуда они не превратились в точки на испещренном солнечными бликами море. Сердце ее переполняли гнев, унижение и нечто, похожее на сожаление.
Вернувшись домой, она увидела Хьюмилити Брауна, который работал в саду. Она подошла к нему. Ей казалось, что, дразня его, она возвращает себе самоуважение.
— Добрый день, Хьюмилити.
— Добрый день, — ответил он, не глядя на нее.
— Прошу вас, перестаньте работать, когда я обращаюсь к вам, — резко сказала она. — Взгляните на меня, улыбнитесь, скажите: «Добрый день!»
Он серьезно взглянул на нее, и она вдруг покраснела до корней волос, ей показалось, что он заметил в ней перемену, и образ Бартли возник перед ее глазами.
— Что вы уставились на меня?
И тут он улыбнулся.
— То вы требуете, чтобы я смотрел на вас, а когда смотрю, вам это не нравится. Вы сегодня не в духе.
— А какое вам до этого дело?
— Никакого. Просто мне жаль, что вы не в себе.
— Вам жаль меня?
— О да. Мне очень жаль вас.
— И отчего же?
— Потому что на вашей душе лежит тяжкий грех.
— Кто это сказал? Вы видите отпечаток греха на моем лице?
— Вы предпочли добродетели злую силу, которая в вас от нечистого. Вы просили у него красоту, чтобы соблазнять мужчин, и получили ее.
— Она дана мне от природы, я ее не просила. Неужто она соблазняет вас, Хьюмилити Браун?
Его губы зашевелились, шепча молитву.
— Перестаньте! — крикнула она. — Перестаньте! Я вам приказываю!
— Моя бедная заблудшая дочь, — сказал он, — покайся в своем грехе. Вымой душу свою добела в крови Агнца Божия.
— Видно, это сделали вы сами! — засмеялась она. — Но ведь вы, поди, никогда не грешили.
— Все мы грешники.
— Странно, что вы причисляете себя к сонму грешников. О Хьюмилити Браун, иногда я жалею, что не оставила вас умирать в сарае.
— Ах, иной раз я тоже сожалею об этом. Тогда все мои страдания были бы позади… Я оказался бы в царстве Божием.
— А ведь могли бы оказаться и в геенне огненной.
Он снова склонил голову и принялся шептать молитвы.
— Ах, я вовсе так не думаю! — раскаялась она. — Вы — хороший человек, и врата небесные будут распахнуты для вас. Я в том не сомневаюсь.
— Дочь моя! — воскликнул он. — Покайся, пока не поздно.
— Покаяться в чем?
— В своих грехах.
— Быть может, я согрешила не по своей вине.
— По своей вине грешит лишь один дьявол. Добрый Пастырь охраняет своих овец.
— Вы уверены в этом?
— Столь же уверен, как в том, что стою здесь.
Она промолчала, а Хьюмилити, опираясь на лопату и пристально глядя на Тамар, продолжал:
— Я знаю, вы — грешница. Вы не следуете заветам Святого Евангелия. Многие верят в то, что вы якшаетесь с ведьмами. Вы в беде, душа ваша в опасности.
— И что же мне теперь делать?
— Хоть вы и грешница, я хочу доверить вам тайну. Я покажу этим, сколь сильно доверяю вам, ежели позволите мне.
Он возбудил ее любопытство, впервые после той памятной ночи она перестала думать о Бартли.
— Вы никогда не предадите друзей, даже ежели сочтете их глупцами.
— Вы правы.
— Вы великодушны и щедры… добры к слабым. Подобную доброту внушает нам Господь наш — Иисус Христос. Коль скоро вы добры, у вас есть надежда. Но вы тщеславны и горды, к тому же в вас таится какое-то странное зло. Я желаю спасти вашу душу, как вы спасли мое тело.
— Объясните мне, что вы имеете в виду.
— Мы, несколько человек, тайно собираемся на молитвы.
— Вот оно что!
— Вы знаете, что я имею в виду. Уильям Спиерс, я и другие… — продолжал он. — Мы желаем молиться Господу должным образом.
— Это опасно, Хьюмилити. Если об этом узнают, вас ждет тюрьма, а быть может, пытка и казнь.
Он улыбнулся, улыбка осветила его лицо, и оно показалось Тамар почти красивым.
— Вы глупец! — сказала она сердито, ей вдруг стало страшно.
— На все воля Божия, — ответил он. В это утро она была настроена сентиментально, на глазах у нее выступили слезы.
— Вы — храбрый человек. Прошу вас, будьте осторожны! Мне не хотелось бы, чтобы вы попали в беду после того, как я постаралась спасти вашу жизнь.
— Мы встречаемся в хижине… По дороге в Стоук. В имении сэра Хэмфри.
— Берегитесь! Сэр Хэмфри без колебания выдаст вас, если узнает… Он — изувер! И таков же его сын! Они не знают жалости… не знают…
— Я знаю это. И все мы знаем. Мы собираемся во имя Правды, во имя Господа. Мы знаем, что подвергаемся опасности, и готовы к ней. Ежели Господу будет угодно, чтобы те, кто преследует нас, узнали про наши тайные встречи, мы будем готовы претерпеть все муки во славу Его.
— Почему вы говорите мне это?
— Чтобы вы присоединились к нам и, быть может, нашли мир в своей душе.
— Чтобы я… молилась вместе с пуританами?
Она с любовью посмотрела на богатый шелк своего платья и погладила его.
— Вы поймете, что нелепо ценить земные сокровища. Вы поймете, что надобно покаяться в своих грехах.
Тамар отвернулась от него и поспешила в дом. Она поняла, что пойдет на их тайные встречи. Ей были необходимы волнующие чувства новизны, теперь, когда этот мерзкий Бартли был далеко.
Однажды Тамар пришла на место встреч пуритан. Эти сборища были явно не для нее. Она казалась там райской птичкой в стае воробьев и чувствовала, что пуритане относятся к ней враждебно. «Для чего Хьюмилити пригласил меня сюда?» — не понимала она.
Заканчивая проповедь, Хьюмилити сказал:
— Среди нас нет такого, кто не мог бы обрести спасения, желая этого.
