останется не одна, а со своим ребенком. Что до него касается, то он предпочел сразу решиться на эту разлуку, без томления грустным прощанием.
Христина давно уже прочитала письмо до последней буквы, а все еще продолжала смотреть на него, совершенно неподвижная, как статуя.
Горничная взяла малютку из его колыбели и положила его на руки матери.
- Ах, это ты, - промолвила Христина, едва обратив внимание на своего ребенка. Она сейчас же передала его на руки горничной.
Она вспомнила о письме барона и принялась читать его.
«Дорогая дочь моя, - писал барон. - Прости меня, что я так внезапно увез твоего мужа. Зачем тянуть эти раздирающие сцены разлуки? Будь спокойна за Юлиуса. Я провожу его до Остенде и расстанусь с ним не прежде, как он взойдет на судно. Как только оно выйдет из гавани, я немедленно вернусь к тебе. Значит, через три дня ты будешь иметь самые свежие вести о муже. Я затем и поехал, чтобы доставить тебе это утешение. Я всю эту ночь раздумывал, не лучше ли мне остаться с тобой, чтобы защищать тебя от тех гнусных угроз, которые над тобой тяготеют. Но к чему доводить опасения до крайнего преувеличения и до ребяческого страха? Отправляясь в отъезд на три дня и зная, что ты останешься одна, я принял все необходимые предосторожности. Да, по правде сказать, и не вижу, какая особенная опасность могла бы тебе угрожать. Пусть около тебя постоянно будет кто-нибудь, не ходи никуда из замка, а по ночам вели ложиться в соседних комнатах и в библиотеке вооруженным слугам. В комнате с тобой будут спать твоя горничная и кормилица Вильгельма. Чего тебе бояться при таких предосторожностях?
Через три дня я буду дома. Потом мне надо будет вернуться в Берлин на службу, и я возьму тебя с собой. Постарайся в эти три дня закончить свои сборы в путь. Ты знаешь, что у меня на окраине Берлина есть дом с садом, где наш Вильгельм будет пользоваться чистым воздухом, и где моя Христиночка будет в безопасности. Оба вы и останетесь со мной на все время, пока Юлиус будет в отсутствии.
Итак, до четверга. Не теряй мужества и поцелуй за своего мужа щечки Вильгельма.
Твой преданный отец,
Это письмо успокоило Христину. Ее особенно подкрепила мысль о том, что около Юлиуса есть человек, который его проводит и который через три дня доставит ей вести о нем.
Она подошла к колыбельке Вильгельма, взяла ребенка на руки и стала со слезами целовать его.
И вдруг зловещая мысль мелькнула в ее голове. Она вспомнила о пророчестве цветов, которое ей сделала Гретхен в развалинах замка.
- Да, - пробормотала она, - Гретхен говорила правду, наш союз почти сейчас же и окончился. Мы живы и любим друг друга, и, однако же, мы разлучены. И Гретхен еще прибавила к этому, что разлука продлится долгие годы, и что мы будем жить вдали друг от друга, словно чужие. О, боже, спаси меня от этих суеверий.
А между тем, мысль о Гретхен вызвала у ней мысль о Самуиле.
- О! - с ужасом воскликнула она. - Тот, кто должен был меня защищать удалился, а тот, кто хочет меня сгубить, остается.
Она прижала Вильгельма к своей груди, как бы стремясь прикрыть целомудрие матери невинностью дитяти, и опустилась на колени перед распятием, стоявшим у колыбели.
- О, боже мой! - воскликнула она. - Сжалься над бедной женщиной, которая любит и которую ненавидят! Вся моя надежда на тебя! Ты вернешь мне мужа и соблюдешь его жену!
Глава пятьдесят девятая Звонок
В тот же вечер около одиннадцати с половиной часов в той круглой подземной зале, где Самуил представил Юлиуса главарям Тугендбунда, происходило совещание этих трех главарей. Все трое, по обычаю замаскированные, сидели у стен залы, которая освещалась потолочною лампой. Перед ними стоял с открытым лицом Самуил.
- Значит, вы не хотите, чтобы я теперь же начал действовать? - говорил Самуил.
- Нет, - отвечал председатель. - Мы не сомневаемся ни в вашей силе, ни в вашей смелости. Главная причина тут состоит в положении вашего врага в данную минуту. Теперь Наполеон находится в полном блеске. Все ему удается. Он утвердился крепче, чем когда-либо на троне Европы. Раньше он обладал обширностью владений, а теперь - после рождения римского короля - за ним обеспечена и преемственность его власти. В настоящую минуту сам бог за него.
- Я и люблю сражаться с врагами, когда они вполне овладели своими силами.
- Знаем мы это, - ответил председатель. - И знаем также, что и с ясного неба раздаются громы. Но подумайте о последствиях, которые повлекло бы за собой покушение на него в эту минуту. Факт сам по себе ничего не значит, если за ним не стоит идея. Он будет бесполезен и, следовательно, негоден, если общественное согласие не за него. А поразить Наполеона среди глубокого мира, когда он сам ни на кого не нападает, когда он никому не угрожает, разве это не значило бы обратить общественное мнение в его пользу? Ведь тогда мы были бы зачинщиками, людьми, бросающими вызов, тогда как на самом деле мы, наоборот, мстители и покровители человеческой свободы. Ведь если покушение не удастся, оно укрепит его положение, а удастся - укрепит его династию. Вы сами видите, что час еще не настал.
- Хорошо, подождем, - сказал Самуил. - Но если только вас смущает мир, то нам недолго придется ждать, это я вам предсказываю. Наполеон не может долго оставаться в покое, не изменяя себе, не отрицая самого себя. Он либо - война, либо - ничто. Те, которые упрекают его за ненасытную жажду к завоеваниям, ровно ничего не понимают в его миссии.
Наполеон - это вооруженная революция. Он должен идти от народа к народу, изливая на нивы и в умы французскую кровь, от которой, как от росы, должны явиться повсюду всходы возмущения и народного чувства. Вы думаете, что он способен сидеть на золоченом кресле, как ленивец-король! Он совсем не за этим пришел на землю. Он еще не обошел вокруг света, и потому не воображайте, что он отдыхает. И я предрекаю вам, что близок тот день, когда Наполеон объявит войну, все равно кому, - Пруссии, России. Так вот, когда это случится, предоставит ли мне Тугендбунд действовать?
- Может быть. Но вы не забываете о Фридрихе Стапсе?
- Я помню только, что он умер, и что его смерть не была отомщена.
- Прежде, чем позволить вам действовать, - продолжал председатель, - мы должны знать, что вы хотите делать.
- Я буду действовать без вас, и вас ничем не скомпрометирую. Вам достаточно знать это?
- Нет, - ответил председатель. - Союз имеет право все знать. Вы не можете действовать от себя, действия всех членов союза должны быть едины.
- Хорошо, - сказал Самуил. - Так слушайте же. Три главаря приготовились слушать, а Самуил приготовился говорить… Как вдруг раздался металлический звон.
Самуил вздрогнул.
Звонок повторился.
Что бы это значило? - подумал Самуил. - Барон и Юлиус отправились в Остенде. Христина осталась одна. Уж не сделали ли они только вид, что уехали, и не расставляют ли мне ловушку?
- Ну что же вы, говорите! - напомнил ему председатель.
Но Самуил забыл и думать о трех главарях, забыл Наполеона, забыл весь мир. Он думал о Христине.
- Разве вы не слыхали? - сказал он.
- Да, слышали что-то вроде колокольчика. Что это означает?
- Это означает, - отвечал Самуил без всякой церемонии, - что нам придется закончить нашу беседу в другое время. А теперь, извините, я должен вас оставить, потому что меня зовут.
Несмотря на все свое самообладание, он не мог подавить живейшего волнения.
- Кто зовет вас? - спросил председатель.
- Она, - ответил он, совершенно забыв, с кем он говорит. Но сейчас же овладел собой и
