закупорился проход, коему надлежит быть свободным для плавания. Ей срочно нужно поставить клистир. Мне приказано без промедления доставить во дворец врача.
Он бодро отодвигает в сторону офицера, делает знак своим людям, и носильщики припускаются бежать. Первые двое — легко, потому что командор бежит рядом, подгоняя их, вторые двое — на подкашивающихся ногах, потому что, как ни худ фон Стерсен, а все-таки вес в нем есть. Следом бегут четверо матросов с «Белого Орла», держа в руках абордажные багры.
Первое препятствие взято штурмом. Командор велит своим людям перейти на обычный шаг. Напускает на себя предельно надменный вид, отстраняет рукой какого-то ошеломленного слугу и приказывает носильщикам поставить носилки на землю, в парке поблизости от королевского подъезда.
Однако он явился слишком рано. Сегодня его величеству угодно приступить к завтраку ближе к вечеру, чем обычно. Турденшолд одаряет монетами пробегающих мимо камеристок-вертихвосток и от них узнает причину задержки. Вчера его величество получил замечательный дар от российского царя. Шесть милых штучек того же пола, что ее величество королева. У пяти из них кожа белее кобыльего молока, а шестая — такая же черная, как копоть в кафельной печи трактира «Сердитый петух». Приступив к осмотру дара — перед этим все шесть особ были раздеты и выкупаны после утомительного странствия через всю Европу, — король облизнул свои королевские губы, смазанные бараньим жиром, чтобы не трескались от чрезмерной летней жары. Пока царский посланник почтительно кивал, королевский церемониймейстер одну за другой повернул кругом всех шестерых, и король указал толстоватым пальцем на темнокожую, после чего четверо слуг набросились на нее и отнесли в королевские покои.
Но если царь полагал поднять дух его величества короля Фредерика, чтобы тот воодушевился на борьбу против их общего врага, шведского короля Карла, то он просчитался. Вряд ли сегодня его величество смог бы вырвать время для обдумывания военных вопросов между завтраком и отходом ко сну. Турденшолда снедает нетерпение. Нужно спешить, если он хочет пасть на колени перед его величеством и просить его послать распоряжение казначейству, чтобы матросам Турденшолда было выплачено жалованье.
Командор коротает время, рассказывая поучительную историю своему пленнику, барону фон Стерсену, который сидит на носилках, скованный серебряными кандалами, обливаясь потом, томясь жаждой и дрожа от страха при мысли о том, что его, возможно, ждет эшафот. Известие о темнокожей приятельнице короля напомнило Турденшолду случай из той поры, когда он плавал юнгой на невольничьем судне «Христианус Квинтус».
— Мы пришли за невольниками к африканскому берегу, — рассказывает он. — Большинство послушно поднимались на борт. Редко приходилось пользоваться плеткой. Вообще я считаю, что темнокожие не так глупы, как мы склонны думать, и покоряются судьбе, раз уж нет выбора. Я стоял по пояс в воде и загонял их в шлюпку. И вот одна молодая женщина заартачилась. Красивая и совершенно голая. Я сжал ей нос пальцами и стал медленно поворачивать. Вижу — слезы брызнули. Повернул сильней, так что у нее закатились глаза. Обычно мы пинали их в пах, когда они упрямились, но эту я решил поберечь. Вечером, когда мы уже шли под парусами, я спустился в грузовой трюм. Зловоние, грязь, сущий ад! Я собирался взять ее к себе на койку. В руках у меня был фонарь. Свечу на одно лицо, на другое. Искаженные черты, безумные, отупевшие, полные ненависти… Всего у нас на борту было четыреста сорок семь невольников. Наконец отыскал ее. Она была мертва, перекусила себе жилу на запястье. Я вынес ее на палубу и сбросил в море…
На лужайку перед дворцом выбегают три дракмейстера из Нидерландов. Мастер, подмастерье и помощник. На них потешные красные костюмы; у главного шляпа украшена тремя зелеными кисточками, у подмастерья двумя, у помощника одной. Нидерландское правительство прислало в подарок его величеству воздушного змея, чтобы умерить его недовольство, вызванное тем, что недавно один нидерландский капер взял на абордаж датское судно и порубил всю команду.
Дракмейстеры начинают с того, что почтительно кланяются в сторону балкона перед королевской спальней, хотя там никого еще нет. Но вот распахиваются двери, и во главе своей свиты выходит король. Все кланяются. Боже, благослови его величество и всех его подданных, сегодня один из великих дней в истории Датско-норвежского государства, его величество предъявляет всему двору свою приятельницу. Она одета. Увы. Но все равно, на лужайке и под деревьями парка раздаются восторженные возгласы, перемежаемые приглушенным ропотом недовольных видом ее темной кожи.
Дракмейстер бежит навстречу слабому ветру, змей вяло повисает в воздухе за его спиной, подмастерье и помощник тянут за бечевки, и вот ликующий рев вырывается из глоток зрителей: змей взмывает вверх и перед самым балконом, где стоит его величество, разворачивается датский флаг. Все хлопают в ладоши. Нидерландский посланник может доложить домой, что король кивал с радостью и восторгом.
Турденшолд знает, что сейчас его величество спустится к столу, где сервирован завтрак. Он отдает матросам команду:
— Держать пленника наготове! Как только позову, прорывайтесь вперед вместе с ним, сметайте всех на своем пути!
Поправляет парик и поспешно вбегает во дворец.
Однако Турденшолду не везет. На всех парусах он проскакивает мимо недоумевающих камергеров в первом и втором коридорах. После чего делает поворот оверштаг и берет курс прямо на голубой зал, где накрыт королевский стол. Он испытывает то же возбуждение, что перед штурмом вражеского фрегата. И тут перед ним возникает престарелый граф Фердинанд Хенрик Ревентлов, коему сегодня доверено надзирать за сервировкой. Старик Ревентлов аристократ до кончиков пальцев, каждое утро ему полируют ногти до блеска три легко одетые молодые женщины, которые поочередно обслуживают графа и до утренней зари. Турденшолд такой свежеиспеченный, что начинка еще не остыла. У него крепкие зубы, укусит так укусит. Графские зубы освежаются мелом, который ему втирает лакей, после чего брезгливо сдувает мел с пальцев. Граф Ревентлов умеет зевать благопристойно. Умеет сдержанно улыбнуться одним уголком рта и одновременно прошипеть что-то другим. Смех Турденшолда смахивает на канонаду в проливе Каттегат. Когда же смеется граф — в часы, отведенные двором для смеха, — невольно представляется, змея, разинувшая пасть при виде трупа на обочине.
Одному из них нужно пройти к его величеству. У него есть на то свои тайные причины. Другой с подозрением взирает на всякую чужую тайну. Он бесцеремонно останавливает напирающего командора и позволяет себе вызывающе спросить:
— Что угодно матросу?..
Матрос недавно удостоен дворянского звания в награду за победы на войне против шведского короля Карла. Именно тогда один из древних старцев при дворе в Копенгагене пустил струю от негодования, не проверив, есть ли поблизости серебряная ночная посудина. И вечером того же дня бывший матрос, исследовав дно самых глубоких бокалов из дворцового сервиза, сорвал парик с одного престарелого аристократа, чтобы примерить его на себя. Поискал пальцем вшей, не нашел, отсалютовал кормовым орудием, осклабился, изображая изысканное удивление, напялил на себя парик и возвестил, что он ему в самый раз. А сегодня ему нужно пройти к королю.
— Что угодно матросу?..
Тут матрос выходит из себя. Он стер рукавом мундира эту чертову пудру, которой Кольд намазал его загорелое лицо, и выглядит так, словно только что драил палубу. Граф воспринимает это как личное оскорбление. Турденшолд начинает заикаться, это с ним редко бывает, и в таких случаях он говорит начистоту, что за ним водится нечасто и обычно оборачивается неприятностями.
Он отвечает:
— Я собираюсь молить его величество, пусть повелит казначейству выдать необходимые средства, чтобы я мог заплатить жалованье моим матросам, прежде чем мы поднимем паруса…
— Матрос желает получить свою долю?..
И Турденшолд понимает, что неправильно взялся за дело.
Ему надо было подбежать к графу с выражением негодования и фривольности на лице. Отвесить глубочайший поклон и простонать в испуге от собственной дерзости:
— Надеюсь, господин граф простит меня, что я врываюсь без предуведомления. Мне известно, что
