в других экспедициях. Правда, это было обычным делом, поскольку речь шла о службе за
пределами королевства, и даже во время своих кампаний против фламандцев Филипп
Красивый не смог прибегнуть к традиционному феодальному ополчению. Списки
призывов конца XIII – начала XIV в. очень сильно отличаются от списков призывов 1272
г., что объясняется преобладанием другого типа набора. К 1300 г. система традиционной
обязательной службы во Французском королевстве практически распалась[153].
Среди многочисленных причин, которые спровоцировали ее распад, вне всякого
сомнения, самое важное место занимают территориальные ограничения, признания
которых вассалы добились почти повсеместно: так, в 1272 г. тулузцы считали, что должны
служить за свой счет только в графстве Тулузском; в 1315 г. шампанцы потребовали права
служить по королевскому призыву только «в границах Шампани» и к тому же получать от
короля жалованье; за пределами графства они должны служить королю только
«полностью за его счет»[154]. Тот же феномен наблюдается и в княжествах: если иногда во
время кризиса герцог Гиенский просил у своих гасконских подданных военной службы в
регионах, расположенных вне территориальных границ, определенных их привилегиями, эта просьба сопровождалась, как в случае пуатевинской кампании 1242-1243 гг., письмом
с заверениями о сохранении их прав; действительно, обычно пуатевинцы должны были
нести военную службу к югу от Луары, гасконцы – в области между пиренейскими
ущельями и Гаронной (inter portus et Garonam), жители Борделэ – в границах епархии
Бордо, население Аженэ – в пределах епархии Ажена[155].
В XII-XIII вв., вследствие торговой революции, роста ремесленного производства, изменений, произошедших в управлении, администрации, даже в интеллектуальном
развитии людей, имел место ускоренный рост городских поселений и вольных городов.
Подсчет, конечно, приблизительный, несомненно, пессимистичный, позволяет
предположить, что накануне 1300 г. на христианском Западе насчитывалось не менее 5
городов с населением, превышающим 50 000 человек, около 30 городов с населением от
20 000 до 30 000 и 56 городов с населением от 10 000 до 20 000[156]. Городов же с
населением менее 10 000 человек можно насчитать сотни или даже тысячи[157].
Городские центры, независимо от размеров, благодаря своим крепостным стенам
(хотя некоторые из них не имели укреплений) или замку, возле которого они часто
строились, людским ресурсам, денежным и оружейным запасам, представляли собой
военные опорные пункты.
Король и князья не пренебрегали их помощью, часто решающей, побуждая их
обеспечивать собственную защиту, поставлять людей, воинское снаряжение и провизию.
Более того, некоторые города Северной и Центральной Италии, Фландрии, рейнской
Германии являлись городами-государствами, что заставляло их прибегать к сложной игре
с воинскими повинностями.
Многие города располагали своей военной организацией, подконтрольной
муниципальным властям. Жители объединялись в отряды или по кварталам, или по
профессиям. Прежде всего они были обязаны иметь воинское снаряжение в соответствии
со своим положением и состоянием, обеспечивать общественный порядок в определенном
округе, участвовать в постройке, ремонте и охране укреплений. Например, в Лондоне
насчитывалось 24 сторожевых отряда; если в мирное время они ограничивались лишь
более или менее внимательными сторожевыми обходами, то в период войны каждый
отряд под командованием своего
походов городским ополчением по традиции командовал комендант замка Бернарда –
крепости, расположенной в городе около Темзы.
Начиная с правления Филиппа Августа, французская монархия широко использовала
ресурсы вольных городов и коммун. Об этом, в частности, свидетельствует знаменитый
«Список сержантов» (Prisia servientum, или Prisie des sergens), восходящий к 1194 г. и
