– Леди Генриетта Вентворт, – улыбнулся Монмут. – Думаю, она справится со своей ролью.
Приготовления к балету при дворе обсуждались с жаром, и даже сам король проявил интерес к этой постановке. Неудивительно – за дело взялся Джемми, а ведь Джемми слыл лучшим танцором королевского двора; кроме того, Карлу было приятно думать, что его сын проявляет заботу о Марии и Анне, которых уже сейчас следовало приобщать к жизни высшего английского общества. Вот и пусть роль Каллисты станет их представлением ко двору, решил Карл.
Будущий спектакль не вызывал восторга только у одной придворной дамы – у Маргариты Бладж, камеристки королевы Екатерины. Монмут поручил ей играть Диану, богиню целомудрия, и Маргарита опасалась, что эта роль досталась ей в насмешку над ее добродетелями, поскольку принадлежала она к числу тех целомудренных особ, которых не так много было при английском королевском дворе.
Тем не менее противиться желанию Монмута она не могла – слишком уж тот настаивал на ее участии в предстоящем балете. Разумеется, она прекрасно знала причину этой настойчивости: в прошлом она не раз отвергала его домогательства, и теперь он решил отыграться на ней.
И вот, в один из тех дней, когда она молила Бога заступиться за нее и не допустить осмеяния ее девической чести, в апартаменты королевской камеристки ворвалась взволнованная Генриетта Вентворт – бойкая и очень красивая девушка, недавно подружившаяся с Маргаритой.
– Ну, Маргарита, как дела? Снова на коленях? Сегодня-то о чем плачешь?
Маргарита встала на ноги.
– Мне поручено играть Диану. Генриетта рассмеялась.
– Не вижу повода для слез. Мне, например, предложили роль Юпитера – дерзкого любовника. Того самого, что изнасиловал нимфу Каллисту. Но это – у Овидия, а наш поэт Кроуни решил завершить спектакль по-другому. На его беду Каллисту должна играть принцесса Мария, и Кроуни из страха навлечь на себя гнев герцога Йоркского решил, что в конце балета принцесса благополучно убежит от Юпитера, то есть – от меня.
– Я бы с радостью отказалась от участия в этом представлении.
– Ты бы отказалась? Маргарита, дорогая! Немало девушек отдали бы все на свете, лишь бы получить привилегию, которой тебя удостоил герцог Монмут.
– Хороша привилегия – грешить!
– Дорогая, опомнись! Какой же грех в танцах и стихах?
– Плотский грех, плотский. Именно так мне все это представляется.
– Маргарита, тебе нужно было родиться лет на двадцать раньше. Жизнь нашего двора – не для тебя. Вот правление Оливера Кромвеля – оно пришлось бы тебе по вкусу.
– В таком случае, почему от меня требуют участия в придворных интригах?
– Думаю, только по одной причине. Видишь ли, дорогая, при всей своей излишней серьезности ты очень даже недурна собой. Потому-то и роль Дианы написана специально для тебя.
– Вчера я сказала герцогу, что не желаю играть эту роль.
– И что он ответил?
– Отклонил мою просьбу. По-моему, вообще не принял во внимание мои слова.
Генриетта ненадолго задумалась, затем тяжело вздохнула.
– Герцог Монмут всегда добивается того, что ему нужно, – медленно произнесла она.
– Не всегда, – усмехнулась Маргарита. – А я, кроме всего прочего, не могу играть эту роль, потому что у меня нет таких роскошных драгоценностей, которыми будут увешаны остальные танцоры. Милорду Монмуту не мешало бы навести справки о моем состоянии. А раз он не удосужился расспросить моих родителей, то на роль Дианы ему придется подыскать какую-нибудь другую девушку. По-твоему, я не права?
Генриетта не ответила. Она смотрела в окно и думала о чем-то своем.
Карл пригласил к себе брата. Когда тот пришел, король немного помешкал, а затем сказал, что вынужден принять решение, с необходимостью которого Яков не сможет не согласиться.
– Брат мой, с тех пор как ты вступил в брак с католичкой, народ Англии перестал относиться к тебе с прежним уважением. Твоя приверженность к римской церкви теперь ни у кого не вызывает сомнений – а многие даже говорят, что ты и своих детей воспитываешь в духе католического вероучения.
– Но ведь это неправда!
– Возможно, возможно, брат мой. Но уже пошли толки, и мы не можем не считаться с этим неприятным обстоятельством. Придется мне самому заняться образованием твоих девочек – увы, другого выхода я не вижу.
– Ваше Величество, это – мои дочери.
– Яков, ты ведь знаешь, что если у нас с тобой не будет сыновей, Мария может стать королевой, а после нее наступит черед Анны. Вот почему народ желает, чтобы твои дети были переданы в руки верного последователя реформаторской церкви. Тут мы ничего не можем поделать, брат мой. Прошу тебя, прояви мудрость и покорись воле моих подданных. Со своей стороны я заверяю тебя, что ты сможешь видеть девочек в любое удобное для тебя время. Практически мы просто назначим им другого опекуна.
– Кого именно?
– Комптона, епископа Лондонского.
– Терпеть не могу этого фанатика.
– Потому что он ярый поборник протестантства? Но потому-то я и остановил на нем свой выбор. Народ будет доволен, а это главное.
