Елизаветы все-таки оставляла желать лучшего, на этот счет она не особенно обольщалась. Впрочем, Мария всегда казалась ей маленькой дурочкой – сентиментальной, легко возбудимой, – а потому Елизавета решила, что в любой ситуации сможет справиться с ней.
Днем служанки собрались в покоях принцессы. Мария рисовала, остальные читали – вслух, по очереди.
Внезапно Мария приложила левую ладонь ко лбу. Затем негромко произнесла:
– Что-то у меня устали глаза. Ладно, на сегодня хватит. Пойду прогуляюсь в саду.
Анна Трелони закрыла книгу; леди Бетти взяла из рук госпожи недорисованную миниатюру и положила на стол, вместе с грифелем; принцесса подошла к окну – взглянуть на сад, зеленеющий под лучами яркого апрельского солнца.
Она что-то хотела сказать, но вдруг охнула от боли и схватилась за живот.
Анна Трелони уже держала ее под локоть.
– Миледи…
– Я знаю, что со мной… – через силу выдавила Мария. Договорить она не смогла – рухнула на руки Анны.
Она лежала в постели, бледная и изможденная. За дверью чуть слышно перешептывались служанки и слуги. Во дворце говорили, что ее жизни грозит серьезная опасность.
Она потеряла ребенка, но еще не знала об этом. Ее оберегали от потрясений и в случившемся не винили никого – разве что превратности судьбы, не позволявшей королевским семьям вовремя обзаводиться наследниками.
Ее личные служанки гадали, какое будущее ожидает их всех и каждую в отдельности. Если бы она умерла, Елизавета Вилльерс уже не смогла бы оставаться в Голландии. Или наоборот? Ей казалось, что принц так просто не бросит ее. Джейн Ротт размышляла о том, что будет делать, если ей придется расстаться с Цайльштайном; Анна Вилльерс думала о Вильгельме Бентинке.
Одна лишь Анна Трелони всеми мыслями и чувствами была со своей госпожой.
Это его вина, говорила себе Анна. Он никогда не берег ее, все время был жесток и несправедлив к ней.
Она навестила капеллана принцессы, преподобного отца Хупера, и они обсудили отношение, сложившееся у принца к Марии.
– Все ее недомогания и болезни – оттого что он груб с ней, – сказала Анна. – Из-за него она каждый день плачет.
– Такое обхождение ни одному Стюарту не понравится, – согласился преподобный отец Хупер. – Уверен, ее отец не оставит этого дела без внимания.
Когда Мария немного поправилась, принц пришел ее проведать. Она жалобно посмотрела на него. Выражение его лица осталось таким же холодным, каким было и минуту назад, когда он отворил дверь в ее спальню. Он не собирался проявлять снисходительность – пусть даже она лежала без сил и еще не могла говорить.
Это она во всем виновата, говорил его взгляд.
После его ухода она уткнулась в подушку и зарыдала.
Вильгельм показал Бентинку письмо, полученное из Англии. Его глаза недобро поблескивали. Бентинк прочитал:
«Не передать словами, как огорчило меня известие о выкидыше, случившемся у моей дочери. Надеюсь, в следующий раз она будет бережней относиться к себе. О своем пожелании я напишу ей самой».
Бентинк взглянул на своего друга.
– Его Светлость герцог Йоркский?
– Выражает опасение, что я не забочусь о его драгоценной дочери. Дурак, ему просто не нравится наш брак – мог бы так и написать.
– Присоединяюсь к вашему мнению, – согласился Бентинк.
Вильгельм злорадно ухмыльнулся.
– С тех пор, как он обнародовал свои католические убеждения, его популярность в Англии падает с каждым днем.
– Англичане никогда не примут монарха, приверженного римской религии.
– Не примут, – кивнул Вильгельм. – А в таком случае – что же произойдет после смерти Карла? Как будут развиваться события, Бентинк?
– Если народ Англии не примет Якова…
– Католика, Бентинк! Они никогда не согласятся на католика!
– Он считается законным наследником… причем – первым в линии наследования. Но англичане не желают видеть католика на троне… и в то же время почитают закон – по крайней мере, большинство англичан…
Вильгельм махнул рукой.
– Ладно, там посмотрим. А пока что мне нет никакого дела до идиотских нравоучений моего тестя.
– Ваше Высочество, не обращайте внимания на его письма. У герцога вздорный характер, это всем известно.
