– Ваше сиятельство, – плачевно закричал он, сняв штаны и падая на колени, – брат мой, Василий, верой-правдой служит вам – всеизвестный охотник…
– Двадцать пять, – сказал губернатор сухо и чётко.
В начале порки Плотников аккуратно на каждый удар отвечал звонким голосом «о-ой!» Но лежал смирно, не двигаясь, и прутья погружались в его тело, как в тесто. Только при последних ударах он стал кричать тише, не в такт ударам, а когда кончили пороть его, пошевелился не сразу.
– Вставай, – сказал полицейский, стирая ладонью пот со лба.
Плотников встал, покачнулся, лицо его дрожало, из глаз текли слёзы, шевелилась бородка, он облизал губы и сказал по привычке шута балагурить:
– Дай бог впрок!
Вызвали Христину, Василия Плотникова, – их не оказалось.
– Найти! – приказал губернатор.
Серах подошёл молча. Ему губернатор назначил сорок, и это заставило Трофима Лобова вслух и внятно догадаться:
– Список-то Красовский, стерва, составил!
Серах долго укладывал длинное жилистое тело своё на скамье и начал кряхтеть только в конце счёта. А когда кончили сечь его, он сел, покачивая головой, точно не решаясь встать, а встав, тотчас же снова шлёпнулся на скамью и, улыбаясь, сказал:
– Вон как… Ослаб всё-таки…
Снова встал, согнулся, чтоб поднять штаны, спустившиеся до щиколоток, и вдруг громко, с треском выпустил кишечный газ в сторону губернатора. Губернатор сказал что-то исправнику, исправник взревел:
– Ещё десять этому скоту!
По лицам двух-трёх серых солдатиков солнечным зайчиком скользнула улыбка, усмехнулся Лобов, зашептали бабы, наклонив головы, исправник, свирепо нахмурясь, разгонял платком испорченный воздух, губернатор, взяв под руку офицера, пошёл прочь, а человек с лицом кота сказал:
– Это он, идиот, нарочно…
После первых же добавочных ударов из-под кожи Сераха выступила кровь, и полицейские, ударив розгой, начали отворачивать лица в сторону, должно быть, избегая мелких, точно ягоды бузины, капелек крови. Когда кончилась порка, Серах встал, коснулся ладонью зада, поднёс ладонь к лицу и сказал:
– Вон как…
– Иди, иди, – сердито посоветовал полицейский, осматривая мундир и брюки. Серах взял штаны в руки и пошёл прочь голоногим.
– Барон Таубе, – позвал губернатор. Исправник поспешно бросился к нему, и всё начальство исчезло во дворе Грачёвых.
– Молоко пить пошли, – соображал Плотников. – А может, чаёк.
Авдотья, повернув в его сторону опухшее, заплаканное лицо, гневно сказала:
– Поди, поклонись в ножки им.
Без начальства полицейские стали сечь торопливее, да и всё вообще пошло быстрее, но как будто обидней, никто уже не командовал, не угрожал, обнаружилась какая-то скука. Со дворов появлялись солдаты, которые искали названных в списке Василия Плотникова, Христину и какого-то Ивана Новикова. Митрий Плотников с радостью объявил:
– А такого у нас нет и даже вовсе не было никогда. Был Носков Ванька, так его ещё в августе свезли в сумасшедший дом.
Становой пристав равнодушно сказал:
– Смотрите, за укрывательство преступников отвечать придётся.
Все устали: солдаты – стоять в строю, миряне – на коленях, некоторые уже сидели, а высеченные лежали на земле. Ераков, несмотря на свой возраст, честно стоял, как приказано, на коленках и ворчал:
– Это разве наука? Подпаску Коське двадцать пять розог дали, а ему вдвое надобно. Не-ет, бывало драли на долгую память. Да не розгой, а палочками, палочками.
С поля наплывал холодноватый ветерок, разнося в воздухе листья, вздымая с земли пыль, фыркали лошади губернатора, где-то ударили собаку, она взвизгнула, завыла.
На огородах каркали вороны, кричали галки, в окнах изб появились рожицы детей. Курчавый парень вырвался из рук урядника и побежал вдоль улицы. Конный полицейский, охранявший коляску губернатора, ловко поставил пред парнем свою лошадь, парень ткнулся в бок её, отскочил, упал, его схватили и, ударив по шее, повели, он упирался ногами в землю, гнал пред собой пыль и кричал:
– Мне – в солдаты идти… Некрут я…
– Дурак! Солдат тоже порке подлежит, – презрительно сказал Ераков, а Лобов, лёжа на боку сзади него, спросил:
– А ты, старый чёрт, не помогал Красовскому список составлять?
– Кабы помогал, я бы тебе сотню назначил, – ответил старик. Лобов легонько похлопал его по спине, говоря:
– Это ты считай за мной…
Сзади Лобова всхлипывали, жалуясь:
– Как же я теперь? Подруги смеяться будут – вышла за поротого.
– Эка беда! Посмеются да и перестанут.
– Стыдно мне будет.
– Подумаешь, какой стыд.
А солидный мужской голос добавил:
– Не по роже били, а по заднице.
– Да и рожа – не дороже, – добавил женский голос.
В воротах двора Грачёвых встал, протирая очки, офицер и что-то сказал подручному своему, тот отдал честь и длинно крикнул:
– Смир-рно-о!
На улицу вышло начальство, губернатор посмотрел на свои сапоги, пошаркал ногой о землю и заговорил громко, неспокойно:
– Встать, негодяи! Идиоты… Ну, что, получили горячих? Так-то вас и надо. Мало ещё. Вас надо каждый месяц драть.
Он помолчал, пошептался с исправником и продолжал:
– Предупреждаю: виновные в избиении урядника Кашина при исполнении им служебных обязанностей, в избиении… этого… торговца…
– Белкина, – подсказал исправник.
– Вот – Белкина! И в поджоге сена помещика Красовского будут преданы суду.
К нему подъезжала коляска. Отдохнувшие лошади, красиво играя ногами, точно плясать собирались, взмахивали мордами, туго натягивая вожжи. Губернатор смотрел на них и лениво кричал:
– Я вас выучу, я вам на шкурах ваших!..
Он молодецки прыгнул в коляску, за ним влез коренастый исправник и толстый человек с лицом кота. Когда лошади пошли, губернатор встал в коляске и, проезжая мимо дубовцев, погрозил им пальцем. Ераков стоял, как надлежит солдату. Плотников кланялся начальству с улыбочкой, как гостю, который догадался, наконец, что ему пора домой. Горнист проиграл сбор. Из огородов, из проулков выбежали часовые, офицер похлопал лошадь свою по шее, влез в седло и сказал фельдфебелю:
– Ночёвка – там же.
Дубовцы осторожно расползались по домам. Проезжая мимо них, офицер, наклонясь вперёд, заботливо оправлял рукою в перчатке гриву лошади. Вслед ему звучала команда:
– В ряды стройся! Не путать! Черти не нашего бога. Смирно! Ряды вздвой! Шагом – арш!
Пошли. За ними поехала кухня. Поравнявшись с Лобовым, ездовой придержал лошадей, спрашивая Лобова:
– Земляк, тут на село Василёв Майдан короче этой нет дороги?
