– Сыновья сказали, что хотели бы поужинать в тиши, они устали от всей этой пышности.
Канале отпил вина, чтобы удостовериться в его качестве, Ваноцца беспокойно оглядывала стол и отдавала последние приказания слугам. И, наконец, дорогие гости прибыли.
– Мои сыночки, – она попеременно обняла их, но объятие, в которое она заключила Чезаре, было более крепким и долгим, чем то, которым она одарила Джованни, и Чезаре это заметил.
Стоял теплый летний вечер, с вершины холма открывался прекрасный вид на город, свежий ветерок доносил до них аромат луговых цветов возле Колизея.
Чудесная ночь, подумала Ваноцца.
И беседа за столом тоже была из приятнейших. Чезаре постоянно поддразнивал Джованни, но по- доброму.
– Ах, братец, – говорил он, – я слыхал, что ты со своим другом в маске не боишься ездить в кварталах бедноты, а сопровождает вас лишь один грум.
– Кто посмеет причинить вред сыну нашего отца? – весело отвечал Джованни.
– Однако тебе следует быть более осторожным.
– Вот уж чего я никогда в жизни не соблюдал и соблюдать не собираюсь, так это осторожность, – смеялся Джованни.
– Да, сынок, – вмешалась Ваноцца, – прошу тебя, все-таки будь поосторожнее. Не надо появляться в тех частях города, где полно всяких бандитов.
– Мама, я же уже не ребенок!
– Мне также известно, – продолжал Чезаре, – что его видели ночью в еврейском квартале. Вот это уже глупо.
– И верно, глупо, сынок, – добавила Ваноцца. Джованни расхохотался и повернулся к Канале:
– Подлейте еще вина, батюшка. Прекрасное у вас вино. Канале с радостью наполнил пасынку кубок, и разговор перешел на другие темы.
Было уже за полночь, они собирались уходить, как вдруг Чезаре воскликнул:
– Смотри! Кто это там, среди деревьев?
Вся компания повернулась: в тени ветвей стояла высокая стройная фигура в маске.
– Похоже, за тобой заехал твой друг, – сказал Чезаре.
– Да, кажется, – ответил польщенный Джованни.
– А что, твой друг должен был приехать в дом нашей матери? – осведомился Чезаре.
– Почему бы и нет?
– Похоже, этот друг не может жить без твоего общества. Пойдем, не стоит заставлять его ждать. До свидания, дорогая матушка, эту ночь я навсегда запомню, – и Чезаре обнял мать.
Ваноцца попрощалась с сыновьями. Они вскочили в седла, и тут темная фигура отделилась от деревьев и вскарабкалась на подушку, прикрепленную за седлом Джованни.
Чезаре расхохотался, окликнул слуг, которые их сопровождали, и затянул песню. Остальные подхватили, и веселая кавалькада понеслась вниз, в город.
На подъезде к Понте Джованни натянул поводья, приостановился и сообщил брату, что здесь им придется расстаться. Затем окликнул грума:
– Эй, ты! Поедешь за мной! А остальные… Отправляйтесь спать.
– Куда ты направился, братец? – осведомился Чезаре. – Надеюсь, не в еврейский квартал?
– А это уж мое дело! – упрямо ответил Джованни.
Чезаре только пожал плечами – что было для него довольно необычно, потому что прежде он не преминул бы как-то подколоть Джованни.
– Поехали домой, – скомандовал он своей челяди и тем из слуг Джованни, которых тот отослал. – В Борго.
А Джованни в паре с фигурой в маске, сидевшей позади него, и с грумом, который держался в почтительном отдалении, нырнул в узкие улицы еврейского квартала.
Чезаре обернулся: он в последний раз видел Джованни живым.
На следующий день Александр тщетно прождал своего любимого сына. Не появился Джованни и к вечеру.
Он послал за слугами Джованни – нет, они сегодня не видели господина. Не был он и у Санчи.
Александр хихикнул:
– Уверен, он провел ночь в доме какой-то дамы, и, чтобы не компрометировать ее, решил уехать, только когда стемнеет.
– Подобная щепетильность не в его привычках, – угрюмо заметил Чезаре.
Но и на следующий день Джованни не появился, а к вечеру к Папе примчался человек с сообщением, что грума, который сопровождал молодого герцога, нашли убитым – заколотым кинжалом – на Пьяцца- дельи-Эбреи.
