действительно мог сорваться случайно… Прошу дать мне в помощники Роулингса.
— Ладно, берите. — Свенсон встал и улыбнулся. — Я не хочу, чтобы вы мне в сотый раз зачитывали приказ из Вашингтона.
Роулингс явился через пять минут. Одет он был в светло-коричневую рубашку и брезентовые штаны — форму, вполне достойную образцового матроса-подводника. Впервые за все время нашего знакомства он не одарил меня приветливой улыбкой. Он даже не взглянул на лежавшего в койке Бенсона. Лицо его, лишенное всякого выражения, отражало выдержку и хладнокровие.
— Вы посылали за мной, сэр? — «Сэр», не «док».
— Садитесь, Роулингс.
Он сел, и тут я заметил, что один из накладных карманов его штанов как-то странно оттопыривается. Я спросил:
— Что у вас там? Штаны не порвутся?
Роулингс даже не улыбнулся.
— Я всегда ношу с собой один или пару инструментов в специальном кармане.
— Позвольте-ка взглянуть.
Поколебавшись немного, Роулингс пожал плечами и не без труда извлек из кармана тяжелый блестящий стальной трубный ключ. Я прикинул его вес.
— Странный вы малый, Роулингс. Вы что, думаете, череп у человека сделан из бетона? Одно легкое прикосновение к голове этой штуковиной — и считайте, на вас умышленное убийство.
— Не понимаю, о чем вы, — невозмутимо спросил он.
— О том, что, когда капитан Свенсон, лейтенант Хансен и я были сегодня днем в лаборатории, а вы с Мерфи торчали снаружи, вы, верно, не упустили случая прильнуть ухом к двери и услышали больше, чем следовало. Стало быть, вы, очевидно, в курсе, что заварилась какая-то каша, по какая именно — не знаете. Вот вы и решили: береженого Бог бережет. Верно?
— Верно.
— Я офицер военно-морской разведки. В Вашингтоне обо мне знают. Хотите, чтобы капитан лично за меня поручился?
— Да нет. — Роулингс впервые улыбнулся. — Но я слышал, как вы угрожали капитану пистолетом. И вы разгуливаете где вам хочется. Должно быть, вы и впрямь чисты.
— Вы слышали, как я угрожал капитану и лейтенанту Хансену пистолетом. Но тут они же вас отослали. А потом вы что-нибудь слышали?
— Нет.
— На «Зебре» убито три человека. Двое застрелены, один зарезан. Их тела сожгли, чтобы скрыть следы преступления. Остальные четверо сгорели заживо. Убийца у нас на борту.
Роулингс не проронил ни слова. Он сидел потрясенный, с широко раскрытыми глазами, лицо у него было белое как, мел. Я рассказал ему все, что уже знали Свенсон и Хансен, и предупредил, чтобы он был нем как рыба. А в заключение прибавил:
— Доктор Бенсон тоже серьезно пострадал — не исключено, что на его жизнь кто-то покушался, но зачем — одному Богу известно. Если это была умышленная попытка, она не удалась — пока.
— Значит, наш приятель может еще что-нибудь натворить?
— Вполне возможно. Никто из членов команды, за исключением капитана, старшего помощника и меня, сюда не зайдет. Ну а если все же кто-нибудь сунется, вы вправе поинтересоваться, что ему здесь нужно…
— Может, обмотать ключ бинтом, док? Ярдов десяти хватит?
— Вполне. Только, ради Бога, Роулингс, не перестарайтесь. Бейте сверху и правее, прямо над ухом. Можете сесть за этой ширмой — там вас никто не заметит.
В тот же вечер, часов около десяти, когда я вернулся на «Дельфин», осмотрев двух полярников, оставшихся на «Зебре», мы с Генри проследовали через опустевший теперь центральный пост к трапу, который вел в рубку инерциальной навигационной системы и в примыкавший к ней отсек радиотехнической службы. Открепив зажим на тяжелой квадратной крышке люка, расположенного в дальнем углу отсека радиотехнической службы, и подняв ее с моей помощью — она весила добрых сто пятьдесят фунтов, — Генри начал тянуть ее на себя, пока не сработал вертикальный запор и крышка не была закреплена намертво.
В глубине люка виднелась вертикальная железная лестница — она вела на нижнюю палубу. Генри начал спускаться первым, чтобы включить внизу свет. Я полез следом за ним.
Кладовая медицинского имущества, несмотря на крохотные размеры, была оборудована столь же великолепно, как и остальные помещения на «Дельфине». Благодаря педантичности Бенсона у каждого предмета тут были свои место и ярлык, и меньше чем за три минуты я нашел все необходимое.
Я поднялся по лестнице первым. Ухватившись за последнюю ступеньку, протянул другую руку вниз, чтобы принять у Генри сумку с медикаментами. Поставив ее на верхнюю палубу, схватился свободной рукой за скобу на нижней стороне крышки люка, чтобы подтянуться и вылезти наверх. Но не тут-то было. Прежде чем я успел сообразить, в чем дело, стопятпдесятифунтовая крышка стала падать прямо мне на голову — очевидно, удерживающий ее запор ослаб и открылся сам собой.
Я быстро нырнул обратно в люк, чтобы крышка не ударила меня по голове, а левую руку убрать не успел — запястье оказалось зажатым между крышкой и комингсом люка, и я повис в воздухе. Однако под весом тела рука все же освободилась из мертвого капкана, и я рухнул на нижнюю палубу. В первый миг мне показалось, что меня огрели огромной кувалдой, в следующее мгновение я потерял сознание.
— Должен вам сказать все начистоту, старина, — услышал я голос Джолли, когда очнулся. — Скрывать что-либо от коллеги бессмысленно. Вы чуть было не лишились левого запястья. У вас сломаны средний палец и мизинец, средний — аж в двух местах. Сухожилия у мизинца и безымянного пальца срезало напрочь.
— Что это значит? — спросил Свенсон.
— А то, что на левой руке у него теперь остались три пальца, включая большой, — прямо ответил Джолли.
Свенсон чуть слышно выругался и обратился к Генри.
— Боже мой, ты же опытный подводник и прекрасно знаешь — запоры на крышках надо проверять самым тщательным образом! Почему ты этого не сделал?
— Просто в этом не было нужды, сэр. — Еще никогда Генри не выглядел столь подавленным и несчастным. — Я услышал щелчок и для верности подергал крышку. Она прочно сидела на запоре — это точно. Могу голову дать на отсечение, сэр.
— Да как же она могла сидеть на запоре? Ты только посмотри на руку доктора Карпентера! Боже мой! Ну сколько раз можно повторять — инструкции нужно соблюдать неукоснительно!
Генри молча уставился в пол. Джолли по понятным причинам выглядел не лучше моего. Он сложил свои инструменты, посоветовал мне отлежаться дня два, выдал пригоршню каких-то таблеток и, устало пожелав всем спокойной ночи, направился к трапу, ведущему из отсека радиотехнической службы. Свенсон сказал Генри:
— Ты тоже свободен, Бейкер. — Я впервые слышал, чтобы к Генри обращались по фамилии, — значит, Свенсон поверил, будто старшина совершил серьезное преступление. — Завтра утром я решу, что с тобой делать.
— Насчет завтра не уверен, — проговорил я, когда Генри ушел. — Может, послезавтра. Или через два дня. Тогда вы сможете принести ему свои извинения. Как, впрочем, и я. Мы оба должны извиниться перед ним. Крышка действительно была закреплена намертво. Я сам проверял, капитан Свенсон.
Капитан уставился на меня холодным, бесстрастным взглядом. Спустя мгновение он тихо спросил:
— Неужели вы думаете?..
— Кому-то пришлось рисковать, — сказал я. — Хотя, по правде говоря, особого риска тут не было — почти весь экипаж сейчас спит, и когда все это случилось, на центральном посту не было ни души. Сегодня вечером в кают-компании кто-то услышал, как я просил у вас разрешения спуститься в кладовую
