вдруг увидел в его глазах не просто ребяческое упрямство, а жестокость, заставившую его содрогнуться. Это был уже не капризный мальчишка, а существо, готовое ко всему, — опасное существо, не знавшее ни пощады, ни сочувствия. Фемистокл даже похолодел: он вдруг снова вспомнил слова гнома и на мгновение испугался.
Но тут же прогнал эту мысль. Чепуха! Неужто он боится ребёнка? Да, этот ребёнок весил примерно две тысячи фунтов, был четыре метра в длину и имел клыки, как у саблезубого тигра, — и к тому же наверняка ещё и умел выдыхать пламя, — но тем не менее это был ребёнок. Возможно, это был тот самый случай, когда неплохо бы вспомнить почти забытое правило. А именно: иногда следует внушать милым деткам, что старших надо уважать…
Ярость исчезла с его лица и уступила место решимости.
— Хорошо, — спокойно сказал он. — Я уже вижу, что хорошее обращение бессмысленно. Бесполезно также взывать к вашему благоразумию. Тогда мне придётся действовать другими методами.
— Интересно, какими же? — прошипел Огонь.
— Я не хочу знать, что вы забыли в подземелье, — продолжал Фемистокл. — И я больше не хочу знать, что вы здесь обсуждали.
— А это вас и не касается, — грубо отрезал Огонь. — Есть такая вещь, как сугубо личные дела.
Фемистокл пропустил его хамство мимо ушей (хотя это далось ему с трудом) и продолжал в том же духе:
— Отныне ноги вашей не будет в этом лабиринте. Ваша так называемая банда прекратила своё существование. Можете оставаться друзьями, но вы не будете собираться там, где вам нечего делать. И вы больше не будете запрещать другим ученикам применять магические силы или ходить на занятия.
Огонь зашипел. Паучиха ещё больше задрожала, а Ураган недоверчиво хмыкнул. Только Яррну Второму хватило ума придержать язык.
— Я хочу, чтобы вы поднялись наверх к остальным, — распорядился Фемистокл. — Через час начнётся урок. И не опаздывать!
Паучиха засеменила к двери, и часть стены словно сместилась, когда Яррн сдвинулся с места. Но оба сразу же остановились, когда Огонь угрожающе прошипел:
— Не выйдет. Такой номер у меня не пройдёт!
— Что ты сказал? — опешил Фемистокл.
— Мы этого не допустим! — закричал Огонь, разинул пасть и выдохнул пламя метровой длины в сторону оторопевшего Фемистокла!
Это произошло так неожиданно, что лишь в последний момент Фемистокл пустил в ход свою собственную магию, чтобы отразить смертельный огненный залп. Пламя погасло, но его ударной силы хватило, чтобы волшебника отшвырнуло к стене. Обескураженный и почти обессилевший, он испуганно уставился на молодого дракона — он просто не мог поверить в то, что тот сделал. Прошли мучительные секунды, прежде чем он снова выпрямился и недоумённо провёл рукой по лицу — на месте бровей остался лишь серый пепел. Если бы не его хорошая реакция…
Фемистокл был скорее растерян, чем разозлён. Он приблизился к Огню и стал бормотать заклинание, чтобы наказать наглеца, но не успел.
— Схватить его! — заорал Огонь и выпустил ещё один язык пламени.
Но на этот раз Фемистокл был начеку, и ему не составило труда отразить нападение. А затем случилось то, на что он действительно не рассчитывал: нерешительно, один за другим, Паучиха, Ураган и Яррн Второй развязали свои магические силы и присоединили их к силе дракона — и над Фемистоклом собралась волна невероятно яркого и горячего пламени, которое вмиг могло бы испепелить его.
Однако за долю секунды до этого Фемистокл пустил в ход всю свою магию. Пламя остановилось перед ним на расстоянии толщины волоса. Оно не погасло, а словно застыло, и стало похоже на холодное сверкающее неподвижное стекло.
Со вздохом облегчения Фемистокл поднялся и огляделся. Не только пламя, но и Огонь с приятелями замерли на месте в тех же позах, — будто их кто-то заморозил. Фемистокл долго стоял, оторопело глядя на двух драконов, гнома и паучиху и пытаясь осознать, что эти четверо хотели его убить. Шутки кончились, и всё было куда как серьёзно.
И вдруг на него навалилась глубокая печаль. Весь гнев улетучился, и он чуть было не расплакался, но сдержался.
Наконец Фемистокл принял решение. Он глубоко вздохнул, пробормотал заклинание и тут же вместе с остальными очутился посреди двора замка. Земля под ногами задрожала, когда пламя где-то глубоко под ними вышло из-под власти магии и расплавило стены. Один за другим стали приходить в себя Огонь и его приятели. Фемистокл с грустью поглядел на них, затем снова пробормотал заклинание, и тут во дворе появились все учащиеся. У большинства был изумлённый вид, некоторые кричали от испуга, со свистом приземляясь на землю, — они не успели даже выпрямиться, когда магическая сила Фемистокла оторвала их от стульев и скамеек.
Волшебник выждал, когда все более-менее поутихнут, потом поднял руки и закричал громким, магически усиленным голосом:
— Ученики Драгенталя! Мне очень жаль, что я вынужден созвать вас по такому печальному поводу, но дело не терпит отлагательств. Эти четверо… — он по очереди указал на Огня, Урагана, Паучиху и Яррна Второго, — совершили кое-что непростительное! Они применили свои магические силы, чтобы причинить зло. Никогда, никогда вы не должны применять ваши силы во зло, неважно, насколько заманчивым и оправданным это вам кажется! И по этой причине — как бы тяжело мне это ни давалось — наказание будет соответственно жёстким.
Он ещё раз поднял руки и дважды хлопнул в ладоши.
Ничего не произошло. Ураган, Огонь и двое других растерянно переглянулись, как будто ожидали, что с ними случится что-нибудь необыкновенно ужасное. Но ничего, абсолютно ничего не произошло.
— И что… теперь? — робко спросила Паучиха.
Фемистокл ничего не сказал. Некоторое время спустя Огонь разинул пасть, — но послышалось лишь нелепое пыхтение. Он попытался ещё раз, но не появилось ни дыма, ни огня.
— Мои… мои магические силы! — в конце концов выдохнул он.
— Да, — серьёзно сказал Фемистокл. — Я забрал их у вас.
Магический колодец
Первый день в Драгентале всё тянулся. Госпожа Осакус осуществила свою угрозу и начала занятия сразу во второй половине дня, хотя официально оставалось ещё два дня каникул. К тому же это был жутко скучный урок математики. Остаток дня был тоже ненамного интереснее. После математики последовал ещё более скучный урок, на котором Оса (все называли её так, когда она находилась вне зоны слышимости) представила остальных учителей, а потом началась ещё более нудная экскурсия по интернату, во время которой госпожа Осакус объясняла и показывала то, что Ребекка уже узнала от Тома. Сейчас, после — опять-таки скучного — ужина, Ребекка была абсолютно счастлива, когда наконец появилась возможность вернуться в свою комнату. И с облегчением обнаружила, что там пусто: Саманты не было, её кровать была не разобрана. Что до Ребекки, — то её ненавистная соседка могла бы отсутствовать хоть все оставшиеся месяцы…
Не включая света, она добралась до кровати и растянулась на ней прямо в одежде. Она ужасно устала, но чувствовала, что сейчас — а, возможно, и вообще всю ночь — не сможет уснуть. Она была слишком взволнована, и больше всего ей хотелось расплакаться.
Ещё по пути сюда, сидя в дребезжащем автобусе, она думала, что как-нибудь сумеет смириться со своим заключением, в которое её отправили родители на весь год. Однако теперь она знала, что это было неправдой. Она сойдёт с ума, если ей придётся провести здесь хотя бы ещё один день!
Ведь дело было не только в Саманте, строгом распорядке дня интерната или госпоже Осакус. Самое ужасное были зловещие события — и мысли! — которым не было конца с тех пор, как она сюда приехала.
