Гармонист, прятавшийся за спинами комсомольцев – все же стыдно было перед деревенским людом, – первым шмыгнул к двери; за ним, опустив головы, выскользнули и остальные комсомольцы.
– Что делается, что делается, – тяжко вздохнул Ипполит, а на выдохе зашёлся частым кашлем.
Сорокин читал постановление. Оно было написано и безграмотно, и, действительно, в таких выражениях, что не только в церкви – на обычном сходе неловко было бы прочесть. Оскорблялось и все духовенство, и все без разбора верующие. Огласи его в церкви – беды не миновать.
– Ну что? – спросил Булыга у Сорокина, когда тот закончил чтение.
Сорокин протянул бумагу Булыге:
– Это… это… Да вы сами почитайте.
Лагин хотел было взять постановление.
– Я прочитаю! – выкрикнул он злобно, срываясь на визгливый фальцет.
Сорокин спрятал бумагу за спину.
– Не позволю, – сказал, сдерживая дрожь в голосе. – И попрошу для продолжения разговора выйти из церкви. – Он первым направился к двери.
– Кто вы такой? – снова сорвался на визг Лагин. – Я уполномоченный из уезда.
– А я уполномоченный из Москвы, – ответил Сорокин, когда они все четверо вышли из церкви.
– Позвольте ваш мандат! – Лагин, обеими руками прижимая к груди портфель, ни дать ни взять боевой щит перед атакой, встал на пути Сорокина дерзко и воинственно.
Сорокин только взглянул на него с высоты своего роста, и была в этом взгляде плохо скрытая насмешка.
Тогда хлопец в кожанке, не произнёсший до этого ни единого слова, по-военному козырнул Сорокину и представился:
– Сотрудник губернской чека Сапежка. Предъявите документы.
Сорокин достал из кармана френча мандат и протянул чекисту. Тот читал недолго, монгольские глазки- треугольнички радостно засветились, излучая удивление и мальчишеский восторг. Потом Сапежка козырнул и передал мандат не Лагину, протянувшему за ним руку, а Булыге. Тот начал читать вслух, почти по слогам:
– «Выдан настоящий уполномоченному наркомата просвещения РСФСР… производить осмотры и брать на учёт… Советским учреждениям надлежит всячески содействовать товарищу Сорокину…» – Булыга так же, как и Сапежка, козырнул Сорокину, спросил удивлённо:
– Неужто из Кремля? Ну, браток, извини. Что ж ты вчера ничего не сказал. – Он дал и Лагину прочесть мандат, не выпуская его, однако, из рук. Сказал тому: – Ну, вник, кто у нас? Не тебе чета, хоть и нет у него такого портфеля.
Булыга подозвал Анюту и её комсомольцев.
– Вот что, милая невестушка, – погрозил ей пальцем, – чтоб это было в последний раз. Ишь ты её, с гармошкой в церковь привела. Сама додумалась или подучили?
Анюта растерянно молчала, поглядывала на Лагина в расчёте, видно, на его заступничество.
– Вечером проведём сходку, – говорил Анюте Булыга. – Так ты со своими хлопцами пробегись по селу, оповести. Вникла? А ты, Тимох, – повернулся он к бубначу, – давай-ка сюда. – Кучерявый хлопчина в расстёгнутой рубашке – под пролетария – подскочил к председателю, вытянулся. – Тебе, Тимох, особое задание. Слетаешь на выселки и там разбубнишь про сходку. Начнём, как коров с поля пригонят. Ну, ещё в колокол ударим. Вник? Все, точка. Приврев! – протянул Анюте руку на прощание.
Лагин, присмиревший, подавленно молчал. Переживал свою неудачу – не удалось закрыть церковь. Первая неудача. До этого он закрыл уже две церкви и синагогу. Правда, синагога не то, что православный собор, – половина обычного дома. Он, казалось, стал ещё меньше ростом. Портфель спрятал за спину.
– Скажите, кто сочинитель этого вашего документа? – спросил у Лагина Сорокин. – Не сами вы?
– Постановление это одинаковое для всех церквей, которые решено закрыть, – уклонился тот от прямого ответа.
– Очень опасный документ, – сказал Сапежка. – Я доложу в губернию и о нем, и о том, что вы провоцируете людей на бунт. – Сапежка посмотрел в глаза Сорокину – ждал одобрения.
Тот утвердительно кивнул.
– Товарищ Сорокин, – стал просить Лагин, – напишите мне на постановлении, что вы запретили закрывать церковь.
– А я не запрещал. Закрывайте, только не таким образом. Надо, чтобы люди сами поняли: церковь – зло, им она не нужна. А о ваших методах борьбы с религией я тоже напишу в губком и в Совнарком.
– Правильно, – завилял Лагин. – Думаете, я по своей охоте это делаю? Ничего подобного. Вы так не думайте. Я выполняю поручение. – Он записал фамилии Сапежки, Сорокина, номер и дату выдачи сорокинского мандата. – Мне же надо оправдаться.
Стали расходиться. Булыга напомнил Сорокину, чтобы тот вечером, когда ударит колокол, пришёл на сходку, и вместе с Сапежкой направился в сельсовет. Сапежка был уполномоченным губчека по борьбе с бандитизмом в здешнем уезде.
…Неоднократно встречался с фактами возмутительными. Уездные исполкомы, вынося постановления о закрытии той или иной церкви, не учитывают обстановку, политический момент и при реализации этих постановлений вызывают у населения нежелательные реакции. Ведя борьбу с религией, совершают противоправные и аморальные действия, оскорбляют верующих и служителей культа. Так называемая культурно-просветительная антирелигиозная пропаганда сводится к психологическому и даже физическому надругательству над попами и другими церковными служителями. Разрушаются храмы, являющиеся
