— Вот и до нашей конторы добрались, — обреченно произнес один из капедрилов.
— Приятно, что не забывают, — попытался пошутить другой.
— То, что наша контора, как вы выразились, место блатное и теплое, известно всем, — продолжил манипуляции с карандашом полкодрил, — так что сильно возмущаться не стоит. Я думаю, из здесь присутствующих вряд ли кто службой недоволен. В отпусках народ, вот в чем проблема, — озвучил главную опасность полкодрил и снова объял всех своим комадрильским взглядом.
Он комадрил, и у него власть приказа. Но хоть он слуга царю, но при этом он же и отец солдатам, да еще и демократ — прежде чем приказать, он решил обсудить и совместно наметить жертву обстоятельств. Трудно быть богом и не любить шитую шинель, но иногда полезно вспомнить и о носителях портянок. Правда, портянки уже давно не носят — изменились времена и форма.
— И о чем супостаты зимой думают? — опять пожаловался первый капедрил.
— О том же, о чем и столичные туристы, — намекнул о частых летних проверках второй. Последние проверяющие уехали как раз два дня назад.
— У них отпуска короче, — вспомнил о разговоре за службу с пропаренным в баньке проверяющим полкодрил, — каждому свое и в свое время.
— А почему мы? — спросил первый. — По моему, этим МВД занимается, или МЧС?
— Милиционеров больше, чем студентов и военных вместе взятых, — мрачно и объединяющее изрек второй из намеченных в жертву.
— У гевронцев с флотом персональный договор, — пояснил особо неразумным полкодрил, — у северной провинции. Дружба регионов называется, сейчас это в моде. Как я уже говорил, часть груза останется у нас и, насколько я знаю, лекарства предполагается разделить по больницам побережья. Здесь все более-менее контролируется, а вот остальным они в пустоту бросаться не хотят. Скрупулезные! Хотя, понять их можно — им нужно, чтобы груз дошел до конкретных получателей, а не до 'конкретных', — он растопырил пальцы, и карандаш выпал, брякнулся на лист со списком жертв командировки. — Да, самое смешное… груз сопровождают двое представителей гевронского 'Красного креста': обезьянна — на местные маршруты, и обезьянн — на экзотические. В общем, все ясно, и ясно, что некуда бежать, ну а от вас я хочу чтоб мы приняли коллективное решение. Сейчас посовещаемся, а я решу.
Какой же он демократичный, этот полкодрил! И современный — по-новому справедливый, по-старому строгий. Кому же, как не ему носить шитую шинель? Однако… капедрилы посмотрели на Примата.
— Ты же понимаешь, летний отпуск — святое дело, — сразу же о главном рубанул первый.
— Выручай, пан спортсмен, — поддержал его второй, — ты же все равно осенью идешь.
Примат понимающе кивнул.
— Вы же у нас самый свободный, — с благоухающей вежливостью встал на неспортивную сторону полкодрил, — и отпуск у вас только в следующем месяце. А главное — от вас не зависит никто. Я вам приказать не могу, но вы же понимаете, что если послать Геморроева, — он кивнул на первого капедрила, — то пролетит и Гайморитов, — кивнул он и на второго.
— Я понимаю, — вслух согласился с ним Примат, и как отдыхающий сейчас где-то на юге Абызн, занырнул в паузу.
— Ну как? — невежливо сократил время для размышления капедрил Геморроев. А Гайморитов, напротив, вежливо промолчал.
— Спортивным боссам не проболтайтесь, — вынырнул из законной задумчивости Примат, — меня не пустят, а вас съедят.
— Не успеют, — довольный демократичностью обсуждения, заверил его невластный над ним полкодрил, — вылет завтра, в первой половине дня.
— Ясно, — Примат уже стартовал и борется за время. — Прошу разрешения на выходной?
— Конечно, — согласился слуга царю и всем отец, в общем-то, неплохой, хотя и самодовольный обезьянн, — сегодняшний день ваш. Будут изменения, позвоню. Ну а Геморроев, я думаю, займется водителями.
Капедрил с готовностью кивнул — он обладатель нерухнувшего летнего отпуска. Улетучилось напряжение и неизвестность, заторопились все, заторопился и Примат.
— Днем меня, возможно, не будет в городе, — сказал он, подойдя к полкодрилу, — нужно отлучиться, по делам.
— Хорошо, — согласился тот, — как вернетесь, сообщите мне, пожалуйста. И… насчет боссов?
— Есть, — ответил Примат.
Вот так — у обезьянн все, как у человеков: они предполагают, бог располагает, ну а ангел все про всех знает. Конечно же, он не властитель судеб — у него иная суть и есть своя судьба, он подсказчик мыслей и капкан поползновений, знаток инстинктов, искушающий мечтой.
Понедельник, значит будни, и Примат, изучив короткое расписание и посмотрев на часы, поспешил к выходу. Расписание катеров — не самый длинный столбик, и конечно же первый рейс уже ушел, но на второй успеть вполне возможно, а городской автобус нарисовался как раз вовремя. На морвокзал он прибежал пешком, не сумел заставить себя ждать на остановке, ну а обратно уже можно прокатиться и придать себе солидности и оправдывающего обман спокойствия. Он даже намерено медленно поднялся по лестнице, почти не торопясь — чтобы не выдать волнения уходящего на войну обезьянна обезьяннской наблюдательности.
Как и предполагалось, он не обнаружил признаков утреннего движения и нашел Шимпанзун там же, где и оставил полтора часа назад, то есть на диване, в естественном ее состоянии утра, то есть спящей. Но звук ключа в замке и хлопанье двери разбудили ее, и она, наверное, удивившись во сне его бестактности, все же открыла глаза и сонным взглядом попыталась разыскать часы и осмыслить циферблат. Подчиняясь обстоятельствам и потеряв при этом возможность сострадания, он все равно почувствовал в мягком движении обезьянны тепло исчезающего сна и даже вздохнул… но стыдно ему не стало.
— Доброе утро, — присев на край дивана и любуясь ее сонными движениями, почти проворковал он, — как спалось?
— Спасибо, хорошо, — потянулась она под одеялом, — а почему утро? Я тебя к обеду ждала, — она так и не смогла справиться со сложным циферблатом, — сколько время?
— Почти десять, — бессовестно соврал Примат, глубоко вдыхая то самое тепло прерванного и на его глазах исчезающего сна, начало нескольких начал и основу некоторых причин.
— Я что-то проспала?
— Удивительный вопрос, — улыбнулся в ответ Примат, сейчас теплоуловитель.
— Нормальный, — она снова выгнулась под одеялом, — на мне обед, между прочим. А ты что так рано, уроки прогуливаешь?
— Предлагаю этим заняться и тебе. Вставай, у нас мало времени.
— Мало времени для чего? — не отрываясь от подушки, медленно удивилась она. — Что-то случилось?
— Где-то это я уже слышал! — почти процитировал он. — Не случится, если ты не поторопишься. Мы едем кататься на белом пароходе.
— Ты из-за этого с работы сбежал? — теряя власть подушки, удивилась Шимпанзун.
— Да, но только на сегодня. Вставай!
Так закончилось тепло.
— Опять это ужасное слово. А что значит 'на сегодня'?
— Завтра я уезжаю на сборы. Ведь я спортсмен, к тому же военный, и поэтому узнал об этом только сегодня, вот и сбежал. Уезжаю примерно недели на две-три, ну, может быть, на четыре, самое большее, так что сегодня у нас последний выходной. Вставай, Шимпанзун, я уже был на морвокзале — опоздаем — не успеем.
А погода не такая солнечная, как вчера. Приняв эстафету притворства у волн, облака, белые и большие, в высоком и как бы южном небе, оказались все же ниже Олнцеса и, подчиняясь стандартам движения воздушных масс, множеством теней разбили потоки его света на почти равные, но рваные и
