на первом месте!
— Джейн, только на одну ночь... Это важно для меня...
— А я — не важно?!
— Я так не сказал...
Кукольно-голубые глаза повлажнели.
— Докажи, — тихонько попросила она.
— Что доказать?
— Что любишь. — И она провела ладонью по бедру Данте. — Выбирай: я или баскетбол.
— О'кей, детка. — Данте почувствовал приближение приступа смеха. — Я выбираю баскетбол!
В конце концов, прекрасные соски Джейн Перри не самое главное в жизни, рассудил Данте. С той поры девушки, казалось, навсегда отошли на второй план.
Кстати, история с Джейн Перри закончилась уж вовсе некрасиво. Вечером подъезд их дома огласили громкий плач и крепкая ругань. Миссис Перри, таща за собой рыдающую дочь, быстро поднималась по ступенькам, успевая рассказывать каждому желающему, как скверно поступили с малышкой Джейн.
— Ты разбил сердце моей девочке, — информировала миссис Перри то ли Данте Росси, то ли половину дома. — Я самолично задушу тебя, если будут трепать ее доброе имя. Ты хорошо меня понял?
Данте воздержался от объяснений с мамашей Перри, хотя невинности Джейн лишил точно не он — под «разбитым сердцем» подразумевалось именно это, — и твердо пообещал защитить при случае честь дамы.
С тех пор ни одна женщина не слышала от Данте Росси признаний в любви. Он научился отличать страстное желание от настоящего чувства. Когда же гормоны брали свое, женщинам приходилось играть по правилам, которые диктовал Данте.
В последнее же время в его жизни не находилось места длительным связям. Отец и дед Росси зарабатывали на жизнь, делая лучшие в городе спагетти для компании, принадлежащей другому человеку. Данте приложил немало усилий, чтоб выйти в люди. От молодого итальянца потребовались упорство, решительность, способность рисковать, чтобы пройти путь от простого служащего до президента «Классик коллекшн», каким он стал пять лет назад.
До встречи с Лейлой Данте высмеивал всякое проявление романтических чувств. Не то чтобы он не хотел завести семью, иметь детей, он просто откладывал это на отдаленный срок, но срок отодвигался и отодвигался. Для всех, и прежде всего для себя, он был Данте Росси, Король Канадского Импорта. А королю не пристало идти на поводу у чувств. Чувства говорят на языке, непригодном для бизнесмена.
И что же теперь? Куда девались его убеждения? Три дня он напряженно борется с собой, пытаясь вернуться в круг привычных дел. Но разум не подчиняется, а приводит тысячу причин, почему Данте сейчас же должен поговорить с Лейлой, побыть рядом с ней. А их разговоры? Он никогда не думал, что слова почти не имеют значения, потому что подтекст неузнаваемо их меняет, придавая любой фразе силу сексуального намека. Вчера в полуденной интермедии, которую разыграли их тела и чувства, они вместе пришли к повороту в сознании. Необратимые изменения, что почувствовала в себе Лейла, не миновали и Данте.
Он мысленно вернулся на тропинку, которой они шли вчера к дому после того, как немного утолили в джунглях любовную жажду. Он сказал ей:
— Я хочу, чтоб ты увидела мою семью.
Он никогда не приводил женщин в дом матери. Такие визиты они склонны считать предисловием к возможному замужеству. Он редко встречался с женщинами даже в своей квартире.
— Посмотрим, — ответила Лейла, и он почувствовал облегчение. Она не ухватилась за предложение обеими руками.
Размышляя таким образом, Данте не подумал только об одном: его случай являл собой классический пример любви с первого взгляда, хотел он того или не хотел.
Интересно, что бы он сказал, приди к нему кто-нибудь из сотрудников и скажи, что ему невмоготу работать и хочется поваляться на солнышке с любимой женщиной? Он бы сразу отправил Ромео в Канаду.
Данте отбросил в сторону москитную сетку, прошел через комнату, открыл дверь и вышел на веранду. От свежего морского ветра тотчас прояснилось в голове. Солнце уже пригревало, четко видны были рифы, защищавшие Пойнсиану от разрушительного прибоя и отделявшие светло-зеленую воду лагуны от изогнутого бумерангом темно-индигового океана. На гребнях волн вспыхивали искорки. Данте сощурил глаза. Последнее время его мучили головные боли. В первый раз он почувствовал недомогание после холостяцкой вечеринки два года назад. Если бы он выпил лишнего, как в тот раз, тогда все было бы ясно и просто, но... Подумав, Данте взвалил вину на вечерний пунш с ромом.
Больше, чем боль в затылке, его мучили мысли о том, что за ним наблюдают. Данте считал себя человеком, умеющим правильно оценивать любую ситуацию. Лейла уже прошла через первую волну сплетен, теперь сплетники могут приняться за него. Поводов он дал более чем достаточно. Данте вспомнил, как пробирался сквозь толпу навстречу Лейле, чтобы самому убедиться, что таких женщин не бывает. Он надеялся, что при знакомстве откроются какие-нибудь пороки и он будет спасен. Может быть, голос будет слишком высок или груб. Может, она окажется глупой, самодовольной карьеристкой. Или прекрасное лицо вблизи разочарует его обманом макияжа. А лучше всего для него — чтобы она была замужем.
Лейла же оказалась исполненным собственного достоинства, деликатным и утонченным человеком. Ее так же страстно тянуло к нему, как и его к ней. И, по всем признакам, она была свободна. Он хотел упасть на колени и поблагодарить Бога за такое чудо. Прежде чем он подошел к ней, он уже знал, что их души — одно, что ему ни силой, ни по собственной воле не освободиться от плена ее миндалевидных глаз.
Данте провел рукой по небритому подбородку. Да, хорошо, что она ничего не позволила прошлой ночью. Они бы занимались любовью до утра. Пора выкинуть это из головы. Сегодня предстоит решить массу дел, и не стоит смешивать бизнес с удовольствиями. В конце концов, пора взять себя в руки.
Данте хотел было вернуться в комнату, как внимание его привлекла фигурка, отдалявшаяся от дома в сторону моря. Это была Лейла. Она пересекла веранду и спускалась на пляж. Черный закрытый купальник обрисовывал все линии ее совершенного тела, дразняще облегая высокую грудь. Волосы струились почти до талии. В утренних лучах кожа отливала спелым абрикосом. Лейла повесила полотенце на высокий шест, показывающий высоту прилива, и вошла в воду. Зайдя по бедра, она замерла на мгновение, вырисовываясь четким силуэтом в солнечном свете, и нырнула в набежавшую волну. Вынырнув футов через двадцать, Лейла легко поплыла все дальше от берега с явным намерением достичь утеса, возвышавшегося к востоку от рифа.
Данте восхищенно наблюдал за играми прекрасной наяды, и в нем росло желание оказаться сейчас рядом с ней. К черту бизнес! — подумал он. Ему вдруг стало невозможно весело, он надел плавки и, перекинув через плечо полотенце, громко сказал пустой комнате:
— Аргентина может подождать!
3
Отец научил Лейлу плавать, когда ей было всего лишь три года. В воде она чувствовала себя так же естественно, как рыба. В детстве Лейла многие часы проводила в море, с маской и ластами исследуя укромные бухточки на островах юго-западнее Сингапура. Хотя Пойнсиана лежала гораздо севернее от экватора, теплая тропическая лагуна напомнила ей те времена. Даже без маски она могла видеть косяки разноцветных рыб, резвящихся меж коралловых рифов: огненно-красных полосатых рыб-ангелов, мрачноватых черноголовых рыб-собак, похожих на радугу голубоперых рыб-попугаев.
Такой свободы Лейла не чувствовала с самого приезда на остров и теперь наслаждалась общением со спокойным живым миром. Рыбы, пугливые маленькие создания, не представляли никакой опасности, поэтому она чуть не вскрикнула, когда кто-то решительно схватил ее за лодыжку. Пытаясь высвободиться, Лейла обернулась и увидела рядом смеющееся лицо Данте. Будь это кто-то другой, он немедленно расплатился бы
