северного до южного полюса, незначительное колебание сезонных температур; вдоволь моря, вдоволь плодородной суши. Жаль, но существовать Аркадии осталось не более тысячи лет. Джуниор — луна- отцеубийца — уже приблизился настолько, что невооруженным глазом можно было рассмотреть детали его рельефа — протяженные каньоны, узорчатые долины, редкие метеоритные кратеры.
Но все равно — Аркадия прекрасна. Поэтому всегда существовало большое количество людей, желающих на ней поселиться. Несмотря на то что катастрофа была так близка, что ощущалось ее дыхание. Дыхание судьбы и космоса.
Потревоженный приливом океан рокотал. Волны хлестали по изломанным рифам, клочья горькой пены норовили долететь до сидящего на границе пляжа и степи человека. Восток неспешно наливался медью. Все больше искорок вспыхивало на гребнях неспокойных волн — ярких, как новенькие монеты.
В то же время Джуниор гас, становился полупрозрачным, но места на небосклоне не уступал.
Наконец из-за горизонта показался сияющий край Тау Кита, или просто Тау — так здесь называли солнце. В тот же миг послышался многоголосый клекот: из океана взмыла в воздух стая крылатых змеевидных созданий. Описав круг над человеком, твари умчались вглубь континента искать добычу меньших размеров.
«Где же эта Всеобщность? Как ее почувствовать?»
Раскин пихнул ногой моток сухих водорослей. Усилием воли заставил себя вспомнить, что он находится в мире враждебном; что катастрофа здесь уже случилась и фантасмагорический пейзаж — всего лишь ширма, за которой скрывается чудовище — Грибница.
Такое же чудовище зрело и в глубине его тела. Словно монстр из космического фольклора. «Угнетенные клетки Грибницы» смогли прижиться в организме, имеющем несколько степеней биозащиты. Моисей подтвердил это после импровизированного медосмотра в космопорту перед вылетом ушельца к Тау Кита. Теперь он тоже мечен сверхразумом: на лысине появились два овальных пятна. Лиловые, словно синяки. Мохнатые, как плесень.
Он отвернулся от океана и от теплого Тау. Будто они были в чем-то виноваты.
На западе колыхалось пшеничное поле. Знатная пшеница: колосок к колоску, стебелек к стебельку.
Интересно, станет ли Всеобщность заботиться об урожае? Ведь и «зомбаков» нужно чем-то кормить.
Раскин пошел вдоль поля по едва заметной дорожной колее. Он надеялся, что рано или поздно набредет на людей… Или на то, во что они превратились. Если верить карте, которую он скачал накануне с Галакома, недалеко должна была находиться ферма. Только как ее найти?
С каждой секундой становилось жарче. Твердая ткань внепогодника размякла, растеклась по горячим плечам, затрепетала на ветру, словно сотканная из шелка. Раскин, поразмыслив, скинул с ног тяжелые ботинки. Связал их вместе шнурками и повесил через плечо. Содрал с ног влажные носки, сунул их в карман. С наслаждением потоптался босыми ногами по прохладной, сочной траве.
Затерянную среди зеленых холмов ферму можно было не заметить, если бы не столб дыма, четко обозначивший ее местоположение. Как стрелка на карте. Раскин ускорил шаг, уже догадываясь, что его ждет за невысокой грядой.
С вершины холма ферма, вернее, то, что от нее осталось, была видна как на ладони. Раскин сжал зубы, вспоминая сколько раз за минувшее время — за совсем небольшой период — ему приходилось наблюдать картины разрушения и смерти.
Проклятая Грибница!
От двухэтажного коттеджика остались лишь обугленные несущие стены. Все еще дышало жаром приземистое строение, которое Раскин про себя окрестил «амбаром». В клубах дыма мелькали малиновые искры. Черные балки гаража лежали, сложившись домиком, на бесформенной груде металла, в которой с трудом узнавались очертания универсального комбайна. Крылатые змеевидные твари — таких Раскин видел на побережье, — словно мухи навоз, облепили два скрюченных человеческих тела.
Глобальное подключение к Всеобщности не обошлось без социальных потрясений. А социальные потрясения не обошлись без погромов.
Раскин нехотя спустился к ферме. Если бы неведомые злоумышленники не разгромили ее полностью! Наверняка здесь отыскалась бы карта, средство связи, возможно, со спутниковой навигацией. А так, стоило приблизиться к развалинам только ради того, чтобы помешать трапезе «змеекрылов», — слишком уж она отвратительно выглядела. Да не мешало бы похоронить покойников. Кто его знает, сколько сейчас неприкаянных душ мечется под обманчиво-мирным синим небом Аркадии?
Словно почувствовав его намерения, один из «змеекрылов» освободился из переплетения чешуйчатых тел и ринулся навстречу ушельцу, вытянувшись кожистым столбиком перпендикулярно земле. Два полупрозрачных крыла поддерживали тонкое тело в воздухе, из узких, как у каймана, челюстей вырывался гневный клекот. Раскин подобрал увесистый булыжник и, не останавливаясь, запустил им в тварь. Попал в крыло. Булыжник, к удивлению Раскина, пробил мембрану навылет. «Змеекрыл» рухнул на бетон и, отчаянно шипя, принялся биться и извиваться кольцами. Его сородичи повернули окровавленные рыла в сторону человека. Раскину показалось, что твари в замешательстве. По крайней мере, ему хотелось на это надеяться. «Змеекрылы» выглядели хрупкими, однако их длинные челюсти, полные игольчатых клыков, производили неприятное впечатление.
Раскин пронзительно свистнул и рванулся на падальщиков, размахивая над головой ботинками, словно древним метательным снарядом. Первый дернувшийся ему навстречу «змеекрыл» получил точно по верткой голове. Гад зашипел, заклекотал и отлетел к руинам коттеджа. Остальные твари поспешили расплести кольца и отступить на безопасное расстояние. Впрочем, убраться насовсем они не торопились: из-за догорающего амбара, со стороны палисадника подоспела подмога — еще десятка два перепачканных в крови и саже змеевидных крылатых трупоедов.
Раскин вздохнул: кажется, влип! Подобрал с земли литую штангу со серпообразным приспособлением на конце — очевидно, обломок режущего агрегата универсального комбайна — и попятился. Сбитый на землю «змеекрыл» громко хлопнул челюстями: он метил вцепиться в щиколотку ушельца, но промахнулся. Раскин осадил его, пнув пяткой. Поморщился: крылатый «змий» оказался невероятно горячим.
Из-за спины человека послышался свист. За свистом последовал хриплый гудок клаксона. «Змеекрылы» проворно метнулись в разные стороны — слишком сытые и тяжелые, чтобы мгновенно подняться к небесам.
Раскин обернулся и увидел, что с холма, откуда он минуту назад рассматривал ферму, спускается открытый гравипод. Правда, в кабину, предназначенную для двух, набилось человек восемь. Все орали, свистели и махали ему руками:
— Эй, «зомбак»! «Зомбак», стой!
Раскин с изумлением понял, что это обращаются к нему. Растерялся: знакомство с местным «сопротивлением» не входило в его планы. Тем более, ничего толкового от этих «барбудос» ожидать не стоило. Вдохновленные одной-двумя победами, они относились к войне как к развлечению. И как к возможности безнаказанно причинять боль другим людям.
— Ребята, это последний! Стой, падла! Ботинки забыл!!!
Как бы не так! Пришло время избавиться от жирка, нагулянного в Секторе Веги. Энергия захлестнула модифицированные ткани, заставляя их сокращаться с нечеловеческими скоростью и силой. Из-за его спины послышался гневный вопль. Достигнув предельной точки, гнев вылился в беспорядочную пальбу из охотничьих ружей.
Для того чтобы добраться до холмов с противоположной стороны фермы, Раскину понадобились считанные секунды. Он несся большими прыжками, иногда принимая удар упругой земли всеми четырьмя конечностями.
Перегруженный гравипод, кряхтя, поплыл за ним следом. На первом же подъеме половине «барбудос» пришлось выгрузиться и толкать транспортное средство до вершины холма. Делали они это азартно, подбадривая друг друга колкостями и матом. В их головах царила собственная «грибница».
СТОП!
Раскин оступился, врезался в травянистый склон, завертелся на месте, будто раненое животное. А он-то думал, что оторваться от преследователей в холмах ему не составит труда. Если бы не эта невидимая