умирающим. Однако Аркадия едва-едва вступила во Всеобщность, и живущие на этой планете пока эмпатически связаны друг с другом, как однояйцевые близнецы. Да и в системе они чувствуют себя, словно выпавшие из гнезда птенцы. Ни защитить себя сами, ни адекватно отреагировать… Но ничего, Федор, те ублюдки поплатились, еще как поплатились! Ладно, жизнь продолжается!
Виктор выдвинул нижний ящик стола, вынул пару пыльных, стоптанных шлепанцев, бросил их Раскину.
— Идем! Сам бог тебя послал: иначе с кем бы я еще отметил свое вступление в должность?
Виктор вывел Раскина из кабинета. В приемной все еще стояли, синхронно покачиваясь, два «зомбака»-охранника.
— Ты что, можешь управлять ими? — спросил Раскин и тут же внутренне устыдился «детской» формы вопроса.
— Что? — удивился Виктор. — Ага. И у тебя получится, если приложишь усилия… Но идем скорее!
Спустились на первый этаж, прошли через пахнущий морской капустой холл и вновь погрузились в лабиринт гулких сводчатых коридоров. Сумрачно и невесело оказалось в этом крыле Белого дворца. Ни телефонных звонков, ни голосов; словно они засиделись далеко за полночь, и, кроме них двоих, в учреждении — ни души. Но в конце концов темный коридор озарился матовым светом надежды, вдоль стен потянул теплый, пахнущий цветами летний ветерок.
У выхода во внутренний двор располагался уютный кафетерий. Весьма компактный — в зале под бежевыми скатертями ожидали посетителей четыре круглых столика. Через окно была видна олеандровая аллейка, кусты самшита, при помощи садовых ножниц превращенные в наглядное пособие по стереометрии, и работающий фонтан с чашей в форме ракушки. Людей в кафе не было тоже, даже место за стойкой — и то пустовало.
Виктор позвал через Всеобщность. Раскин понял, что ему с каждой минутой становится легче следить за процессами, происходящими в «тонком мире».
На зов из кухни вытекла спора. Для того чтобы отбить оригинальный капустный запах, это существо внесло в регулярный рацион человеческие пряности: имбирь, корицу и карри. Так поступали все споры, занятые в сфере общепита Федерации. Глядя на живой, обильно приправленный студень, Раскин испытал постыдное желание схватить вилку, нож и отхватить кусок от брата по разуму.
Спора водрузила на занятый ими столик корзинку с круглыми пресными булочками, присыпанные кунжутовыми зернышками, плоское блюдо с разложенным на листах салата тонко нарезанным мясом и сыром. У споры было много псевдоподий, поэтому сервировка происходила со скоростью света. Или скоростью мысли — как сказал «зомбак» с простым русским именем Кирилл. На столе появилась бутылка крымского «коктебелевского» коньяка с честными тремя звездочками, пара звонких рюмочек, более уместных к водке, лимон (куда же без него?), блюдо с овощной нарезкой, пара хрустальных розеток с обильно заправленным майонезом салатом и еще пара — с красной икрой.
Раскин с тоской поглядел на неожиданное изобилие. Это, конечно, не вегетарианская кухня, на которой мается рыцарство Лендлордов. Он почувствовал, что на уголках губ выступила слюна, словно у перворазрядного «зомбака». Инстинкт требовал тут же по-волчьи наброситься на мясо и глотать, глотать, глотать его, не тратя силы на пережевывание. Эх, инстинкты, инстинкты…
«Приятного аппетита!» — пожелала спора через Всеобщность.
Виктор плеснул в рюмки коньяку. Раскин первым делом подтянул к себе икру — говорят, она вкусна и полезна. Пришло время проверить.
— Я не виню тебя в недоверии ко мне, — сказал Виктор вместо тоста, — я не собираюсь причинять тебе какой-либо вред, однако это могут сделать другие, и не на Аркадии.
— Недоверие? — переспросил Раскин с набитым ртом.
— Я не знаю, специально ли ты или непроизвольно держишь свои мысли под… камуфляжной сетью. Ты закрыт, — Виктор покачал головой.
— Это плохо?
— Понимаешь, есть люди, зараженные Грибницей, но которым оставлена свобода воли. Они могут в любой момент перейти под полный контроль Всеобщности, но их КПД будет выше, если позволить им действовать самостоятельно. Например — фермеры из Лунного залива. Это — нормально. Ты же относишься к редкой аномалии. Заражен Грибницей, однако не подчиняешься ей, словно количество клеток симбионта в твоем организме чем-то искусственно ограничивается. Быть может, эта аномалия временна. Ведь клетки Грибницы делятся прытко…
— А если нет? — Раскин продолжал бесстрастно двигать челюстями. Виктор и в своей бытности человеком был горазд потрепать языком. А вот седой рецидивист Аксель все давно бы разложил «по понятиям».
— Если нет, то выбора немного: либо все, либо ничего. Либо ты — на высшей ступени иерархии, либо — головой на плахе, как организм, несомненно опасный, потому как можешь пользоваться ресурсом Всеобщности, не являясь частью ее. Проще говоря, нечего разгуливать по чужому огороду, воровать томаты и гадить в грядки, которые ты не окучивал. Справедливо? Да, — Виктор поднял испачканный в майонезе палец вверх, — но перед этим тебя сунут в камеру «ловца сновидений» и скопируют все, что записано в сером веществе твоего мозга.
— Я предпочел бы вариант… первый! Оказаться на вершине иерархии, — и Раскин рассмеялся так гнусно, насколько был способен.
Виктор нахмурился, его пухлое добродушное лицо приобрело настороженное выражение. Он заговорил не без ноток сочувствия в голосе:
— Хочу предупредить сразу: ты подозреваешься в сотрудничестве с изменниками Федерации и, что еще хуже, — с особо опасными инсургентами, которые базируются вне пространства людей. — Виктор хлопнул себя по коленям. — Так что реализовать вариант первый будет нелегко. Хотя, как говорится, ничего невозможного в этой Вселенной… Как тебе, кстати, икра? Не торопись глотать, как пеликан, сейчас подадут горячее.
— Икра — что надо, спасибо. Так ты полагаешь, меня уберут за то, что я — чересчур человек? Никогда бы не подумал.
Виктор усмехнулся.
— Мы же взрослые люди, к тому же — не первый день знакомы, так что можем говорить друг с другом без обиняков…
— Вы поступаете так со всеми неугодными Всеобщности компонентами?
— Нет, конечно! Мы бережем каждую единицу, — охотно пояснил Виктор. — Для Всеобщности нет неугодных, Федор. Лишь тот, кто был особенно «грешен» в «автономный» период жизни, может быть низведенным до нижней ступени иерархии. Тогда он превратится, как говорили раньше, в «зомбака». Вот, например, мэры Северной и Восточной Корон сейчас отчитываются, как использовали бюджетные средства во время пребывания на посту. Черт возьми, Федор! Окрестные угодья орошаются при помощи системы акведуков, будто сейчас — времена Римской империи! Позор на всю галактику! Девять против десяти: эти господа — воры и будут низложены до разнорабочих в речных доках. И то, — Виктор поднял палец, — у них останется право пить пиво, сквернословить и смотреть головизор. Но — по вечерам, в так называемое время личной свободы. Вне Всеобщности. Никто не собирается лишать их человеческой сущности… Треугольник как раз таки силен своей неоднородностью. А вообще, находясь во Всеобщности, невозможно совершить даже проступок. Не говоря уже о злодействах.
— Звучит гуманно, как для инопланетных захватчиков… — Раскин засмеялся, а следом за ним сыто захрюкал и Виктор. Затем ушелец продолжил: — Но как же быть со мной? Копаться в моей голове у вас не выйдет — не на того напали, в каждую секунду я могу выполнить непредусмотренную функцию. И до «зомбака» меня, ха-ха, не низведешь.
— Треугольник заинтересовала твоя узкая специализация, — ответил Виктор.
— Неужели? Грибнице нужны колонизаторы-первопроходцы? — Раскин приподнял брови. — Могу ее разочаровать: я морально устарел. Новое поколение штурмовых колонизаторов более приспособлено для работы в Большом Космосе и может применяться практически в любой сфере…
Виктор фыркнул.
