собой.
— На этот счет существует много законов, — отозвался Пирс, все еще глядя на улицу. — Каждый выбирает удобный для себя, и другие продолжают осуждать его.
— Конечно, если вы проститутка или наркодилер, — сказал Ковач. — Или вы имели в виду нечто менее очевидное?
Пирс молча выпустил струйку дыма.
— Например, если вы гей? — предположил Ковач. Пирс пожал плечами и судорожно глотнул. Кадык на его шее резко дернулся.
— По-вашему, человек должен скрывать это как нечто постыдное? — не отставал Ковач.
— Смотря какой человек и какие у него обстоятельства.
— Например, если он помолвлен с дочерью своего босса.
Стрела попала в цель. Пирс шагнул назад.
— Я уже говорил вам, что я не гей, — произнес он сдавленным голосом, нервно озираясь.
— Говорили.
— Значит, вы мне не поверили? — сердито осведомился Пирс.
Ковач с наслаждением затянулся и промолчал.
— Может, хотите спросить об этом мою невесту? Хотите, чтобы мы засняли на видео, как занимаемся сексом? — не унимался Пирс. — А может быть, представить вам список моих подружек?
— Я служу в полиции много лет, — заговорил наконец Ковач, — и сразу вижу, когда от меня что-то утаивают.
Пирс выглядел так, словно кровеносные сосуды у него в глазах вот-вот лопнут.
— Я потерял лучшего друга со времен колледжа! Мы с ним были как братья. Я нашел его мертвым! По- вашему, мужчина не может оплакивать другого мужчину, не будучи геем? Значит, таков ваш образ мыслей, сержант? Или вы просто огораживаете себя стеной из страха перед тем, что подумают о вас другие?
— Плевать я хотел на то, что обо мне думают, — равнодушно отозвался Ковач. — Я не стараюсь ни на кого произвести впечатление. Но я видел слишком много людей, каждый день сгибающихся под грузом своих секретов, покуда они их не раздавят. У вас есть шанс сбросить лишний вес.
— Я в этом не нуждаюсь!
— Энди сегодня хоронят, — заметил Ковач. — Если вы что-то знаете, это не должно уйти в могилу вместе с ним. Иначе вам будет еще тяжелее.
— Я ничего не знаю. — У него вырвался резкий смешок вместе с облаком дыма и пара.
— Если вы были там в ту ночь…
— Я не знаю, с кем трахался Энди, сержант, — с горечью сказал Пирс. — Во всяком случае, не со мной.
На его шее вздулись жилы, в голубых глазах блестели слезы — и злоба. Бросив сигарету, он придавил ее дорогой туфлей.
— Прошу меня извинить. Я должен нести гроб моего друга.
Ковач отпустил его и продолжал докуривать свою сигарету, размышляя о том, что кто-то назвал бы его поведение жестоким. Сам он так не считал. В конце концов, все, что он делал, он делал ради жертвы. Жертва была мертва, а на свете было немного вещей, более жестоких, чем смерть.
Придавив сигарету ногой. Ковач подобрал оба окурка и бросил их в цветочный горшок возле двери. Через стеклянную дверь он увидел, что тележку с гробом выкатили в центральный проход. Толстый человечек из похоронного бюро инструктировал тех, кому предстояло нести гроб.
Нил Фэллон стоял сбоку с отрешенным видом. Эйс Уайетт положил руку на плечо распорядителя похорон и что-то шепнул ему. Гейнс, обер-прихлебатель, как всегда, отирался поблизости.
— Вы собираетесь войти, сержант? Или будете наблюдать с дешевого места?
Ковач вгляделся в нечеткое отражение, появившееся рядом с ним в стекле. Аманда Сейвард в своем облачении в стиле черно-белого кино. Темные очки, обматывающий голову бархатный шарф. Скорее не облачение, а маскировка.
— Как голова? — спросил он.
— Прошла. У меня вообще ничего не болит.
— Ну, еще бы. Что значит маленькое сотрясение мозга для крутого копа вроде вас?
— Вы меня смущаете. На вашем месте я бы оставила эту тему.
— Вы недостаточно хорошо меня знаете, лейтенант.
— Я вообще вас не знаю. — Маленькой рукой в перчатке Сейвард взялась за дверную ручку. — Давайте войдем.
С таким же успехом она могла бы взмахнуть перед его носом красной тряпкой. Ковач спрашивал себя, понимает ли это Сейвард и если да, то какую игру она ведет?
“Ты — и лейтенант из БВД! Остынь, Ковач…”
— Я никогда не останавливаюсь на полдороге, — сказал он, заставив ее обернуться. — Это вы могли бы знать.
Сейвард молча вошла в церковь, и Ковач последовал за ней. Процессия выстраивалась в проходе. Органист заиграл очередную песнь смерти.
Сейвард заняла место в пустом ряду сзади. Она не обратила внимания на севшего рядом Ковача, не присоединилась к пению гимна, не сняла шарф и очки, не расстегнула пальто. Казалось, одежда, словно кокон, изолирует ее от внешнего мира, мешающего предаваться мыслям об Энди Фэллоне.
Ковач наблюдал за ней краем глаза, понимая, что с его стороны так испытывать судьбу — чистое безумие. Одно ее слово — и его отстранят от работы. С другой стороны, представиться действующим заодно с БВД — весьма недурная идея, но как на это посмотрят его коллеги?..
Впрочем, сейчас на него никто не обращал внимания. Все присутствующие — не только Аманда Сейвард — казались ушедшими в себя. Никто не слушал священника, который не знал Энди Фэллона и говорил о нем только по обязанности. Хотя так всегда бывает на заупокойной службе. Для каждого имели значение только собственные воспоминания и переживания, связанные с покойным.
Изучая лица собравшихся, Ковач думал о том, кто из них скрывает воспоминания о близости с Энди Фэллоном, о разделяемых с ним извращенных страстях. Кто из этих людей мог помочь Энди накинуть петлю на шею, а потом запаниковать, когда случилась беда? Кто знал о душевном состоянии Энди Фэллона настолько, чтобы ответить, мог ли он покончить с собой?
А впрочем, кого это интересует? Дело закрыто. Священник притворялся, будто слово “самоубийство” вообще никогда не упоминалось рядом с именем Энди Фэллона. Через час Энди будет лежать в земле, оставив о себе туманные воспоминания.
Настал момент для панегириков. Нил Фэллон ерзал на стуле, тайком озираясь, как будто проверял, обращает ли кто-нибудь внимание, что он не встает и не произносит речь на панихиде по своему брату. Том Пирс уставился в пол с таким видом, словно ему трудно дышать. Ковач тоже ощущал стеснение в груди. Психологи именовали подобные эмоционально насыщенные ситуации “стрессовыми усилителями”, побуждающими к действиям и признаниям. Но в Миннесоте люди не были склонны открыто говорить о своих эмоциях. Драматических событий не последовало.
Сейвард встала, сбросила пальто, оставив шарф и очки на прежнем месте, и двинулась по проходу с грацией королевы. Священник уступил ей место на кафедре.
— Я лейтенант Аманда Сейвард, — заговорила она спокойным и властным тоном. — Мы с Энди долгие годы работали вместе. Он был прекрасным полицейским, талантливым следователем и чудесным человеком. Мы стали богаче, узнав его, и беднее, потеряв навсегда. Благодарю вас.
Просто и красноречиво. Аманда двинулась назад, опустив голову. Ковач поднялся и шагнул в проход, пропуская ее на место. Множество голов повернулись в их сторону, — наверное, люди удивлялись, что тип вроде него сидит рядом с такой женщиной. Ковач расправил плечи, молча бросая всем вызов. Том Пирс встретил его взгляд и отвернулся.
Эйс Уайетт встал и, поправив манжеты, направился к кафедре.
— Черт возьми! — буркнул Ковач и перекрестился, когда женщина, сидевшая двумя рядами впереди, обернулась и грозно уставилась на него. — Этот парень пользуется любым предлогом, чтобы засветиться! Он бы выставил голую задницу в окно десятого этажа, если бы думал, что это придаст ему
