помощи, где не было такой вещи, как прощение, никакой благодарности…
Пытаясь избавиться от слез морганием, она открыла входную дверь и вступила в холл. В нос ей тут же ударил тяжелый запах гвоздик и лимонного освежителя. В Зале безмятежности гудел пылесос. Из радиосистемы доносилась музыка Мантовани — слащавые скрипки и насмешливые флейты.
Из своего офиса, как будто почувствовав ее присутствие, вышел Лауренс Прежан и направился к ней. Это был небольшой человечек, почти такого же роста, как Лорел, худощавый и жилистый. В нем была элегантность, долгое время заставлявшая Лорел думать о нем как о местной кинозвезде. Его жидкие, тонкие волосы были аккуратно причесаны, а карие глаза вызывали симпатию.
— О, я так сочувствую твоей потере, — мягко сказал он, обнимая ее за плечи.
Лорел немного удивило, что после стольких потерь, после стольких трагедий, он все еще может выражать родственникам свои искренние чувства.
— Твоя тетущка Каролина звонила и сказала, что ты приедешь, — сказал он, беря ее за руку. — Ты уверена, что это необходимо делать сейчас? —Да.
— Ты знаешь, что этой ночью мы перевезем ее в Лафейетт?
— Да, знаю. Я лишь чуть-чуть хочу посидеть с ней. Мне необходимо видеть ее.
Лорел была потрясена спокойствием тона, которым она произнесла эту фразу. Рассердившись на себя, она потрясла головой.
У входа в зал бальзамирования Прежан остановился и утешающе пожал Лорел руку. Его темные глаза были такими же теплыми и глубокими, как души древних предков.
— Она была твоей сестрой, — тихо и проникновенно произнес он. — Конечно, тебе необходимо увидеть ее. Конечно, ты заплачешь. Тебе следует скорбеть. Скорби глубоко, милая. Нет стыда в том, что ты любила свою сестру.
Ее глаза наполнились слезами, и она начала рыться в сумочке, одолженной у Каролины, в поисках тонкого платка.
Нежно поддерживая ее за плечо, он помог войти. Ароматы цветов и освежителя воздуха были вытеснены сильными, специфическими медицинскими запахами антисептиков, напомнившими ей лабораторию биологии в высшей школе. Над все забивающими запахами формальдегида и аммония витал зловонный запах смерти. Зал был похож на аккуратную операционную, холодную и стерильную. В центре комнаты находился стол.
Лорел подошла к столу, на котором лежала Саванна, покрытая простыней. Лорел, старалась найти хоть каплю надежды., что это не ее сестра, что произошла чудовищная ошибка. Прежан вытащил стул из пластика с хромированными ножками и сам выбрал для него подходящее место.
— Ты готова, милая? — прошептал он.
Он занимался этим делом много лет и очень редко пытался противостоять желаниям родственников. Смерть перемежает множество потребностей, и светлых, и печальных. Только лично перенеся подобную потерю, можно узнать о чувствах и. желаниях других и научиться исполнять их.
Лорел кивнула, и он медленно начал снимать покрывало. Он очень внимательно следил за тем, чтобы было видно лишь лицо умершей.
Долгим, полным боли взглядом Лорел смотрела на вздутое и искаженное лицо сестры. И какая-то маленькая иррациональная часть ее мозга изо всех сил твердила, что самая несбыточная надежда оказалась реальностью. Это не Саванна. Этого никак не может быть. Саванна была красавицей. Саванна всегда была самой хорошенькой…
Этот тусклый перепутанный комок не может быть волосами Саванны, такими шелковыми и вьющимися. Эта серая маска с расплющенными чертами не может быть ее прекрасным, аристократическим лицом.
Но другая часть ее мозга, практическая и логическая, безапелляционно заявляла бесчувственным голосом: «Это твоя сестра. Твоя сестра мертва. Мертва. Мертва. Мертва…» Ее взгляд сконцентрировался на одинокой, висящей в правом ухе золотой сережке — петле из хорошо отполированного кованого золота, свешивающейся с маленькой петельки, сплетенной из золотой проволоки. Саванна заказала пару таких сережек в Новом Орлеане — подарок самой себе ко дню рождения. Этот уродливый труп — твоя сестра. Она мертва. Ужасная правда переполнила ее мозг, а отвратительный запах заполнил ее ноздри.
Со слабым, жалостным звуком, застрявшим где-то в ее горле, она упала в пластиковое кресло и уткнулась в колени, разрываясь между желанием кричать и рвотными позывами. Предусмотревший такую возможность Прежан поставил за ее стулом тазик из нержавеющей стали. Он наклонился к ней и дотронулся до ее щеки своими прохладными, мягкими пальцами.
— С тобой все в порядке, милая? Может, попросить кого-нибудь подбросить тебя домой?
— Нет, — прошептала она, отчаянно глотая воздух в надежде успокоить свой желудок. — Нет, если можно, я просто хотела бы посидеть немножко здесь.
Он похлопал рукой по ручке кресла. Малышка была отважной.
— Оставайся столько, сколько нужно, милая. Шериф придет позднее. Если что-нибудь понадобится, то около двери есть звонок.
Лорел.кивнула. Процедура была ей знакома. Но она всегда находилась как бы по другую сторону от этого.
С той стороны это казалось необходимым и логически обоснованным. Сейчас же ей все казалось невероятно жестоким: ее сестру забрали от нее, убитую, и теперь власти подвергнут ее унижению, расчленят тело. Может быть, они найдут какие-нибудь весомые доказательства, которые впоследствии помогут в поиске убийцы, все это она знала, но в этот момент, когда все было так невыносимо горько, осознать процедурные необходимости было тяжело.
Из разных слоев памяти стали всплывать вопросы из детства. То, что она спрашивала Саванну о смерти: «Сестра, куда ушел папа? Как ты думаешь, он у ангелов?» Она спрашивала, веря и в черта, ив Бога. Однако у ребенка, да и у взрослого, время от времени возникали сомнения в том, во что они верили. А что, если это неправда? А что, если жизнь это только то, что у нас есть? Куда тогда попадет Саванна? Господи, пожалуйста, найди ей местечко.
В горе, воспоминаниях и страданиях время протекло быстро. Она дала волю всем накопившимся слезам, которые раньше старалась сдержать, отдалась боли, которую так боялась почувствовать. Все это вылилось стремительным потоком, потрясло и истощило ее. Она заметила, что один раз к ней заглянул Прежан, но он был достаточно мудрым, чтобы осознать, что ей следует в —одиночестве пережить натиск своего горя. В одиночестве, так же, как умерла ее сестра.
Но она подумала об этом, только когда полностью выплакалась. Она вспомнила и смерть Саванны и Эни, и то, что убийца выбрал именно ее для своих страшных игр.
«Он хочет, чтобы ты его поймала, Лорел? Или он хочет показать, что его нельзя поймать?»
— Я поймаю тебя, ублюдок, — шепотом произнесла она, не сводя глаз с покрытого тела, лежащего на столе. — Я поймаю тебя раньше, чем ты затащишь еще кого-нибудь в этот ад.
На мгновение она задумалась над вопросом «как», Кеннер не позволит ей вмешиваться. Но сейчас это «как» вовсе не важно. Важна клятва. Она приехала домой спрятаться от позора и провала в Скотт-Кенти, где правосудие было делом второстепенным.
В этот раз правосудие победит. Должно победить. Если правосудие не свершится, то все эти страдания ничего не значат. Бессмысленно. Бесчувственно. Правосудие должно свершиться. Даже сейчас, даже когда слишком поздно, ей хотелось свершить правосудие для Саванны.
«Л орел, что ты пытаешься искупить?» — спросил доктор Притчард, постукивая карандашом по своим губам».
Мое молчание. Мое малодушие. Прошлое.
Правосудие — вот выход.
Она не могла просто оставить прошлое позади себя. Это не может забыться. Но может свершиться правосудие. Она сделает для этого все, что в ее силах, она поклялась, как будто все старые страхи и грехи собрались внутри ее, расплавились, а затем затвердели и придали ей новую силу. Она будет сражаться за правосудие, и она победит… или умрет, сражаясь.
В половине восьмого Кеннер и офицер пришли за телом. Они будут сопровождать катафалк в Лафейетт и будут присутствовать при вскрытии, проводимом бригадой патологоанатомов.
Здесь не было ни средств, ни потребности в оборудовании, необходимом для подобных судебных
