отправил его в будущее, тоже сидит где-то поблизости и отдыхает вместе со всеми. Где-то в радиусе двухсот метров находится тот, кто причинил ему столько боли. Раньше Вил считал, что сможет не обращать внимания на этот факт; ему даже показалось забавным, что Королева боится, как бы Бриерсон не начал мстить обидчику.
Как он плохо себя знал! Вил вдруг понял, что смотрит на игроков, пытаясь узнать лицо из далекого прошлого. Он начал допускать элементарные просчеты, больше того, в какой-то момент он врезался в другого игрока. Учитывая массу Вила, это было уже совсем непростительным.
После последнего промаха Вил решил, что будет лучше, если он понаблюдает за игрой из зрительских рядов. Знал ли он сам, что ищет? Дело о растрате было совсем простым; найти преступника не составляло никакого труда. Подозревались трое: Парнишка, Заместитель и Сторож — так Вил назвал их для себя. Еще несколько дней — и он арестовал бы виновного. Однако Бриерсон недооценил состояние паники, в котором находился преступник, — в этом и заключалась его главная ошибка. Было украдено совсем немного; только безумец мог решиться упрятать в пузырь следователя, зная, что за это его ждет страшное наказание.
Парнишка, Заместитель, Сторож. Вил даже не помнил их имен, зато лица четко запечатлелись в его памяти. Вне всякого сомнения, Королевы изменили внешность этого типа, но Вил был уверен, что через некоторое время сумеет его узнать.
Это безумие. Он практически пообещал Елене, а еще раньше Марте, что не станет мстить врагу. Да и что он мог сделать, даже если бы нашел этого ублюдка? И тем не менее Бриерсон внимательно разглядывал людей, собравшихся на вечеринку; тридцатилетний опыт работы в полиции давал о себе знать. Вскоре Вил отошел от спортивных площадок и начал медленно обходить территорию парка. Некоторую часть присутствующих абсолютно не заинтересовал волейбол. Вил бродил с деланно равнодушным видом, однако обращал внимание на все, что попадало в поле его зрения; его интересовало, не пытается ли кто-нибудь избежать с ним встречи. Ничего похожего.
Обойдя все поле, Бриерсон начал переходить от одной группы к другой. Он держался совершенно спокойно и казался веселым. В прежние времена такое поведение было почти всегда естественным для него, даже при выполнении сложного задания. Сейчас же это было двойным обманом. Откуда-то сверху, за каждым его шагом следила Елена… Она должна быть довольна. Он делал именно то, что хотела Королева: за два часа ему удалось поговорить почти с половиной неприсоединившихся — при этом ни один из них не догадался, что он действует как официальное лицо. Вилу удалось кое-что узнать. Например, многие прекрасно понимали, что стоит за красивыми словами Тиуланга. Хорошая новость для Елены.
Одновременно Вил занимался собственным расследованием. Поболтав минут десять или пятнадцать, он вычеркивал еще одного подозреваемого из своего списка. Бриерсон старался как можно лучше запомнить лица и имена. Кто-то, сидевший в самой глубине его существа, ужасно радовался тому, что он так ловко морочит Елене голову.
Его враг должен обязательно держаться в стороне от других. Интересно, как такой тип станет прятаться? Ответа на этот вопрос у Вила не было. Он заметил, что здесь практически нет одиночек. Оказавшись на опустевшей Земле, люди старались держаться как можно ближе друг к другу, изо всех сил пытаясь помочь тем, чья боль была особенно острой. Вил видел, что очень многие прячут невыносимые страдания за маской веселости. Некоторые люди вышли из стасиса всего месяц или два назад, для них боль потери особенно остра. Наверняка были случаи психических срывов; как Елена справляется с ними? Вполне возможно, что того, кого пытался отыскать Бриерсон, здесь нет. Впрочем, это не имеет значения. Вернувшись домой, Вил проверит имена присутствовавших на вечеринке людей по спискам жителей колонии. И сразу выяснит, кто решил отсидеться дома. После следующей вечеринки он уже будет точно знать, за кем охотиться.
Солнце медленно опускалось, и это зрелище показалось фантастическим Вилу, выросшему в средних широтах. Тени стали более глубокими, а зелень лужаек и склонов холмов постепенно приобрела красноватый оттенок; сейчас, больше чем обычно, окружающий пейзаж напоминал картину художника- фантаста. Небо сначала стало золотистым, а потом багровым. Сумерки быстро перешли в ночь, а возле волейбольной площадки зажегся свет. Кое-где вспыхнули костры — их веселый желтый огонь соревновался с голубым мерцанием вокруг спортивных площадок.
Вил поговорил почти со всеми неприсоединившимися и примерно с двадцатью мирниками. Не так уж много, но ведь ему приходилось двигаться очень медленно, чтобы ввести в заблуждение Елену и быть уверенным в том, что его никто не обманывает.
Вдалеке от света костров сидели люди. Они разговаривали тихими напряженными голосами. Вил уже почти подошел к спортивной площадке, когда наткнулся на одну из таких компаний — почти тридцать человек, только женщины. Присмотревшись повнимательнее, он узнал Гейл Паркер и кое-кого еще. Здесь были представители всех группировок. Вил остановился, и Паркер подняла голову. Ее взгляд не выражал прежнего дружелюбия. Вил пошел прочь, чувствуя на себе сердитые взгляды.
Он знал, о чем они переговаривались. Люди, вроде Кима Тиуланга, могли рассуждать о возрождении человеческой расы. Для этого требовался высокий уровень рождаемости в течение, по крайней мере, века. Без устройств для искусственного выращивания зародышей эта задача полностью ляжет на плечи женщин. Значит, женщины превратятся в рабов, причем совсем не тех, о которых говорил Тиуланг. Этих рабов будут любить и оберегать — и они сами, может быть, станут верить в то, что так и надо, — но ведь именно на их хрупкие плечи ляжет самая тяжелая ноша. Так было раньше. В начале XXI века эпидемии практически покончили с человечеством, а многие из тех, кто остался в живых, были не способны иметь детей. Женщинам того времени отводилась очень своеобразная роль в жизни. Родители Вила выросли как раз в те времена: единственной серьезной проблемой, из-за которой у них возникали ссоры, было желание его матери открыть собственное дело.
Установить рабство матерей сейчас гораздо сложнее. Эти люди пришли сюда не из времен страшных войн и эпидемий. Если не считать мирников, они все вышли из конца XXI и XXII веков. Женщины были высокообразованными, большинство из них имело по несколько специальностей.
…И тем не менее Гейл и все остальные прекрасно понимали, что в ближайшем будущем расу людей ждет полное уничтожение, если женщины не пойдут на жертвы. Вопрос заключался в том, на что соглашаться, а на что нет. Какие выдвинуть требования и какие принять. Вила радовало, что ему не надо участвовать в этих совещаниях.
Впереди в воздух взлетело что-то ослепительно яркое, а потом быстро опустилось на землю. Вил поднял голову и бросился бежать, заставив себя выкинуть из головы все посторонние мысли. Свет вспыхнул снова, и по лужайке заметались тени. Кто-то принес сверко-мяч! С трех сторон волейбольной площадки уже собралась большая толпа, так что Бриерсон почти ничего не видел. Он подобрался поближе, чтобы посмотреть игру.
Неожиданно Вил сообразил, что глупо улыбается. Сверко-мячи были новинкой, они появились всего за несколько месяцев до того… как его упрятали в пузырь. Подобные мячи оказались диковиной для мирников и даже для республиканцев. Такой мяч на ощупь и размерами ничем не отличался от обычного волейбольного мяча — только его поверхность светилась ярким светом. Команды играли при свете, идущем от мяча, и Вил знал, что первые несколько партий будут очень забавными. Если смотреть исключительно на мяч, невозможно видеть что-нибудь другое. Сияющий шар превращался в центр Вселенной. Сфера, которая то распухает, то, наоборот, сжимается, в то время, как весь остальной мир вращается вокруг нее. Через несколько мгновений вы уже не видите своих товарищей по команде и не чувствуете земли под ногами.
Вне всякого сомнения, Тюнк Блюменталь прекрасно умел играть в сверко-мяч. Вил быстро сообразил, что на самом деле главная проблема Тюнка заключается в том, чтобы играть не выделяясь среди своих партнёров. Выстех был таким же массивным, как и Вил, но его рост превышал два метра. Он двигался быстро и обладал прекрасной координацией движений. Тем не менее, когда он отходил на второй план и давал возможность другим играть, ни у кого не возникало ощущения, что он держится свысока. Тюнк единственный из «продвинутых» путешественников тесно общался с низтехами.
Через некоторое время все игроки поняли, как нужно играть в сверко-мяч: они все меньше и меньше смотрели на него, а принялись следить друг за другом. И что гораздо более важно — они наблюдали за тенями. Когда в игре был сверко-мяч, тени превращались в длинные извивающиеся пальцы, указывающие, где только что побывал мяч и куда он направляется.
