— Очень любезно с вашей стороны, но я согреюсь, когда вернусь в дом.
— Стало быть, вы гостья Леттлкоттов.
Слегка заинтригованная, она вопросительно вскинула брови.
— А вы приняли меня за служанку?
Син покачал головой, не отрываясь от решения своей непростой задачи.
— Нет-нет. Ваша речь и убранство слишком изысканны. — Он не стал говорить, что Эбби — особа немного тщеславная, а потому не потерпела бы в доме прислуги красивее себя. — Однако я подозревал, что вы попробуете солгать.
— Это еще зачем?
Не упуская ни единого ее движения, Син краем глаза уловил, что она пытается размять затекшую шею и прижимается щекой к плечу, чтобы избавиться от дискомфорта.
— Я не намерен с вами откровенничать.
Когда Син провел по ее подвязке подушечкой большого пальца, Джулиана на несколько мгновений перестала дышать.
— Вас не так легко забыть, как вам кажется, таинственная колдунья. Ваша кожа сияет в лунном свете. Ваши волосы — золотой шелк, а губы походят на спелую землянику. Глаза ваши…
Но тут она его перебила:
— Молю вас: больше ни слова! — Опершись на локоть, она попыталась удобней усесться на ветке. — Глупец, вы ведь даже не видите цвета моих глаз! — безжалостно подколола она подхалима. «А этот трепет в груди, — уверяла она себя, — этот трепет порожден лишь раздражением, а не его мастерской лестью. Наверняка он отвешивал такие комплименты каждой женщине, встретившейся ему на пути». — Даже я не вижу, какого цвета у вас глаза!
Тело его вдруг напряглось — и ее охватила тревога. Вдруг она зашла слишком далеко?
Наконец он продолжил:
— Тогда рискните — придвиньтесь ко мне поближе. — Из-за резкости его тона ей даже захотелось извиниться. Но прежде чем она успела это сделать, он добавил: — Вот вы и свободны.
Не спрашивая разрешения, Син снял ее с ветки и с поразительной легкостью взял на руки. От него исходило такое тепло, что Джулиану инстинктивно потянуло к нему: тогда ее продрогшие члены смогли бы это тепло впитать. Осознав, что он уловил ее безрассудный порыв, она застыла в его объятиях.
— Вы слишком крепко меня стиснули, — прошептала Джулиана, уткнувшись лицом в его смокинг.
Чуть слышно выругавшись, Син спрыгнул со скамейки, и тела их с силой столкнулись в этом прыжке; Джулиана беспомощно клацнула зубами.
Она зажмурилась и теперь уже ни за что не открыла бы глаза.
— Можете поставить меня на землю.
— Какого цвета у меня глаза?
Вопрос застал ее врасплох — и она таки посмотрела на него. Посмотрела ему прямо в глаза. В ее распоряжении был лишь тусклый лунный свет и фонари, горевшие вдали, но зрение уже свыклось с полумраком. Она могла достаточно хорошо рассмотреть Сина. Под длинными темными ресницами, за ослепительной белизной белков таились острый ум, блистательный юмор и эмоциональное напряжение, причины которому она найти пока что не могла. Син уже доказал, что способен на добрые поступки: он не сдал ее леди Леттлкотт, когда имел такую возможность, и не бросил Джулиану, когда та от стыда за свою неловкость позволила себе грубость. Графиня говорила, что Син может быть жестоким, и подвергать ее слова сомнению не было причин. Она ведь была знакома с этим человеком гораздо ближе, чем Джулиана когда-либо осмелилась бы.
Впрочем, он спрашивал не об этом.
— Карие, — сказала она, приблизившись к нему. — Нет, погодите. С темно-зеленым оттенком и даже, пожалуй, с золотом. Ореховые.
Ореховые.
Совсем как это дерево.
Неужели такова ее судьба — угодить в капкан Сина и не суметь из него выбраться?
Радостная улыбка растаяла на ее лице: в тот самый момент она поняла, что губы Сина отделяет от ее губ лишь тончайший слой воздуха. Сильного порыва ветра было бы достаточно, чтобы утолить ее любопытство и покончить с доселе безотчетной мукой.
Нет, так нельзя. Он ей не подходит. Он может быть женат, он может быть повесой, он может быть охотником за приданым. Матушка давно все спланировала в жизни Джулианы и ее сестер, и кем бы Син ни оказался, в эти планы он явно не вписывался. Джулиана прокашлялась, отгоняя наваждение. Смущенно заморгав, она отвернулась и устремила взгляд в землю.
— Мне пора возвращаться в дом, милорд, — сказала она, с ужасом осознавая, как осип ее голос. — Родственники будут волноваться.
Судя по тому, как неспешно он размыкал объятия, ему совсем не хотелось отпускать ее на волю. Когда атласные туфельки Джулианы коснулись земли, она почувствовала, что ноги ее непроизвольно дрожат.
— Зеленого.
— Что, простите?
— Ваши глаза. Они зеленого цвета. Оттенком они напоминают темные листья шиповника на излете августа.
С этими словами он ослабил свою хватку, и ночная прохлада смыла то тепло его объятий, какое ей удалось украсть. Она обхватила себя руками.
— Мне пора.
Син сделал шаг и махнул в сторону деревянной скамейки.
— Или же вы можете остаться и рассказать, зачем прятались на ореховом дереве Леттлкоттов.
Джулиана лишь усмехнулась, услышав это возмутительное предложение. Столь неординарная встреча едва ли располагала к откровенности. Тогда почему же искушение задержаться в саду было столь велико? Поморщившись, она мотнула головой.
— Меня там ждут родные. К тому же графиня может вернуться.
И Джулиана пошла прочь, позволив сумеркам поглотить ее силуэт.
— Эбби принадлежит Леттлкотту, — тихо вымолвил Син, — а не мне.
— Полагаю, будет нелишним напомнить ей об этом в следующий раз, когда она возьмется расстегивать пуговицы на ваших брюках, — огрызнулась Джулиана — и тут же раскаялась. Она готова была отрезать свой невоздержанный язык!
Грудной, низкий смех Сина, казалось, окружил ее со всех сторон. Этот звук проникал ей в самое сердце, хотя она специально ускорила шаг, чтобы разделявшее их расстояние увеличилось.
Вслушиваясь в шаги беглянки, Алексиус качал головой, словно не мог поверить в ее глупость. Удаляясь от него на такой безумной скорости, она, чего доброго, сломает себе лодыжку! Он мог бы заверить колдунью, что не намерен ее преследовать. Она, не исключено, могла бы ему поверить.
Разумеется, это была бы наглая ложь.
Вернувшись к скамейке, он присел на корточки и внимательно осмотрел клочок земли под сенью ореха. Где же оно? Вот. Алексиус поднял забытое белое перышко и поднес его к глазам.
Ничем не примечательная пушинка. Абсолютно. И тем не менее он спрятал ее в крохотный кармашек своего жилета.
Только тогда он вспомнил, что обидчивая волшебница не назвала себя.
Впрочем, неважно.
Тайна имени станет частью той чувственной игры, в которую они сыграют вместе. Все женщины рано или поздно переставали ему сопротивляться.
Глава 2
