Выбора у Алексиуса не осталось: он покорился, не теряя при этом достоинства.
— Встань и отойди, — велел лорд Данкомб. — Платье все измялось и испачкалось. Тебе сразу станет лучше, когда мы его снимем.
Джулиана тоже так считала. Она послушно встала с пуфа.
— Пришлите камеристку — и я разденусь.
В строгом взгляде маркиза мелькнуло раздражение.
— В Лондон меня привела дерзость твоей матери. Я не планировал оставаться здесь на сезон и, следовательно, не подготовился надлежащим образом. Подбором слуг я займусь завтра, а пока что тебе придется смириться с моими неуклюжими попытками исполнить роль камердинера.
Джулиана попятилась к двери.
— Я уже спала ночью в этом платье. Ничего не случится, если я снова в нем посплю.
— Вздор! Я просто хочу, чтобы тебе было удобно. — Он подошел к ней вплотную. — А поскольку я скоро стану твоим законным супругом, мне позволительно оказать тебе посильную помощь.
Она вздрогнула от первого, еще несмелого, прикосновения.
— Милорд, в самом деле…
— Тише, — одернул он ее, берясь за стеклянные пуговицы. — Тебе неприятны прикосновения любого мужчины или это только мне так повезло?
Ее ответ огорчил бы его, так что она предпочла смолчать. Ей всегда становилось неловко в его присутствии. С того момента как маркиз забрал ее у лорда Гомфри, он взял бразды правления в свои руки. Не слушая протестов маркизы, лорд Данкомб вывел Джулиану из кареты и сделал ошеломительное заявление: он намерен жениться на своей блудной родственнице.
Встреча с матерью была непозволительно короткой и сопровождалась потоками слез.
Платье разошлось на спине. Не спрашивая разрешения, лорд Данкомб стащил рукава с плеч и бросил юбки на пол. Несмотря на корсет, сорочку и нижнюю юбку, которые все вместе прикрывали ее так же надежно, как платье, Джулиана чувствовала себя голой и беззащитной.
Она не думала, что кузен способен на это: увидев ее в нижнем белье, он едва не прослезился.
— Такая чистая, такая славная… — Он закружил вокруг нее, пожирая глазами каждый дюйм ее тела. — Когда я впервые увидел тебя шесть лет назад, то сразу понял, что ты чиста душой. Это было летом, тебе было всего тринадцать, и ты шла по саду с осанкой королевы.
Он подошел к ней сзади и понюхал ее волосы. Джулиана отпрянула, когда почувствовала его руку на своем бедре.
— Я помню, что вы порой нас навещали, — сказала она, отступая от него. — Вы унаследовали титул, ведь маман уже не могла родить сына. Папа говорил, что вам нужно освоиться в поместье, оценить его красоты…
— И осознать свой долг перед семьей.
Джулиана вздохнула.
— Да, и это тоже. — Отец любил свою семью. Он хотел заручиться словом будущего маркиза, что тот будет заботиться о родственницах.
Ухватившись за стойку балдахина, она развернулась лицом к кузену, ибо что-то в его рассказе показалось ей любопытным.
— Почему вам запомнилось именно то лето? Я не помню ничего выдающегося.
Маркиз оперся о столбик напротив и скрестил руки на груди. Ее вопрос порядком его удивил.
— А разве отец тебе не рассказывал?
— Что?
— Ну разумеется. Зачем? — Взгляды их пересеклись. — Тем летом я во всем сознался твоему отцу и попросил твоей руки.
— Я… Я не знала.
Он пропустил ее слова мимо ушей.
— Поначалу тот лишь рассмеялся. Он счел это шуткой.
— Мне было тринадцать лет!
Об этом обстоятельстве маркизу, видимо, вспоминать было неприятно.
— Я бы дождался, когда ты повзрослеешь. Ты видела во мне лишь надоедливого дальнего родственника, понадобилось бы время, чтобы ты узнала меня поближе и полюбила меня. Я заверил твоего отца, что буду тебе хорошим мужем. — Он задумчиво провел рукой по волосам. — Но он дал мне решительный отказ и даже — каков наглец! — сказал, что человек я, конечно, неплохой, но его драгоценная дочурка заслуживает лучшего.
— Вы, наверное, неправильно его поняли. — Джулиана облизнула пересохшие губы. — Отец никогда не проявил бы такой жестокости.
Маркиз постучал кулаком себе в грудь, охваченный яростью и отчаянием.
— О нет, это был вполне однозначный ответ. Пока ты, милая моя Джулиана, гонялась за бабочками на лужайке и сочиняла глупые песенки на утеху семье, твой отец в библиотеке читал мне нотации по поводу моего упертого нрава, утверждая, что мой упертый нрав вступит в противоречие с творческой, жизнерадостной натурой его дочери. Он заявил, что такой брак бесперспективен.
Отец и словом не обмолвился об этом предложении: возможно, не хотел настраивать родню против молодого человека. Это также объясняло, почему кузен перестал к ним приезжать. А год с небольшим спустя ее любимый папочка скончался.
И тиран-моралист унаследовал титул.
— Как же вы, должно быть, ненавидите меня. — Она смахнула злые слезы ресницами. — И мою семью.
Вместо ответа он вдруг поднял ее, обхватив за талию, и крепко прижал к себе.
— Так заставь меня тебя полюбить!
Губы его налетели, как коршуны, и Джулиана не смогла избежать поцелуя. Пока он держал ее за голову, убеждая их обоих, что старый лорд ошибался, она чувствовала в его дыхании горечь эля. Она вынуждена была признать, что отец был прав. Джулиана не чувствовала ровным счетом ничего, а маркиз все жевал ее губы, ожидая хоть какого-то отзыва.
По телу ее пробежала дрожь. Одно чувство он в ней все-таки пробудил: томительную печаль.
И страх.
Лорд Данкомб расценил ее молчание как знак согласия.
— Я все делал неправильно, — хрипло шепнул он. — Надо было взять тебя в жены, как только твоя горничная убрала в шкаф траурные одежды.
Со стоном впившись ей в губы, он нащупал в ее волосах заколки и отбросил их в сторону. Золотые кудри рассыпались по плечам. Он приник к ней с еще большим пылом, и она почувствовала, что он возбужден.
Он хотел ее.
Охваченная паникой, Джулиана извивалась, как уж на сковороде. Ох и силен же этот мужчина! Становилось очевидно, что маркиз не намерен дожидаться первой брачной ночи.
— Нет! — пробормотала она, уклоняясь от его настырного рта. Воспользовавшись столбиком балдахина как рычагом, она наконец его оттолкнула. — Так нельзя!
Маркиз влепил ей звонкую пощечину — и Джулиана рухнула на кровать ничком. Прежде чем она успела убрать с лица кудри, лорд Данкомб ухватил ее за корсет и подтащил к себе.
— Нельзя, говоришь? — Он ущипнул ее за подбородок и страстно поцеловал. — А когда Синклер задрал тебе юбку и залез на тебя, ты небось не возражала! — Данкомб рванул ее за волосы, запрокидывая голову; она же могла лишь кричать.
Джулиана ощутила вкус крови. Возможно, его… Она надеялась, что кровь была его.
— Вы с ума сошли? Отпустите меня! — вскипела она.
Ей не хватало сил, чтобы дать ему отпор, и это приводило ее в бешенство.
Он взгромоздился на нее, умостившись между бедер; как она ни пыталась сбросить его, усилия были тщетными. Он впился зубами в ее плечо.
