колени. Светская неопытность сестер Лэфем не распространялась на их одежду; Айрин была одета очень элегантно; она изящно держала голову и плечи. — А у нас будет наверху музыкальный салон и библиотека, — сказала она вдруг.
— Вот как! — сказал Кори. — Это будет прекрасно.
— Мы думали поставить там книжные шкафы, но архитектор хочет встроенные полки.
От Кори, видимо, требовалось его мнение.
— Так, мне кажется, будет всего лучше. Полки будут как бы частью комнаты. Можно поместить их низко, а над ними повесить картины.
— Да, он тоже так говорит. — Глядя в окно, девушка добавила: — Если красивые переплеты, будет очень хорошо.
— Книги больше всего украшают комнату.
— Да. Там их понадобится много.
— А это смотря по размеру комнаты и по числу полок.
— Наверное, — задумчиво сказала Айрин, — нужен будет Гиббон.
— Если захотите его прочесть, — сказал Кори, смеясь этому как шутке.
— Мы его проходили в школе. И даже одну его книгу. Я свою потеряла, но у Пэн, наверное, сохранилась.
Молодой человек взглянул на нее, потом сказал вполне серьезно:
— Нужен будет также Грин, Мотли и Паркмен.
— Да. А это что за писатели?
— Они тоже историки.
— Ах, да, вспоминаю, Гиббон был историк. А как правильнее: Гиббон или Гиббоне?
Молодой человек решил этот вопрос с большой видимой старательностью:
— Думаю, что Гиббон.
— Их столько было! — весело сказала Айрин. — Я их вечно путаю и не отличаю от поэтов. А поэты тоже понадобятся?
— Да, думаю, что собрание английских поэтов.
— Поэзии никто из нас не любит. А вы?
— Боюсь, что не слишком, — сознался Кори. — Но, конечно, было время, когда Теннисон значил для меня гораздо больше, чем сейчас.
— Его мы тоже проходили. Фамилию я помню. Наверное, нужны
— Ну, не все. Пять или шесть лучших: Лонгфелло, Брайант, Уиттьер, Холмс, Эмерсон, Лоуэлл.
Девушка слушала внимательно, словно стараясь запомнить.
— А еще Шекспир, — добавила она. — Вам нравятся пьесы Шекспира?
— Конечно, очень.
— Я была от них прямо без ума. Правда, ведь «Гамлет» просто великолепен? О Шекспире мы много учили. Вы не удивились, когда узнали, сколько у него еще других пьес? Я всегда думала, что только «Гамлет», «Ромео и Джульетта», «Макбет», «Ричард III», «Король Лир», ну еще эта — у Робсона и Крейна — да, «Комедия ошибок».
— Эти чаще всего ставят, — сказал Кори.
— Нужны будут также сочинения Скотта, — сказала Айрин, возвращаясь к проблеме библиотеки.
— Да, конечно.
— Одна наша девочка называла его
— Нет, — сказал Кори, — он, кажется, шотландец.
Айрин провела по лбу перчаткой.
— Я его вечно путаю с Купером. Да, надо, чтобы папа все это купил. Раз библиотека, должны быть книги. Пзн говорит, что нам смешно иметь библиотеку. А папа верит каждому слову архитектора. Сперва-то он с ним очень спорил. Не знаю, как это люди различают, кто поэт, кто историк, кто романист. Конечно, если мы захотим, папа купит. Но как сказать ему, кто именно нужен? — Радостный свет погас на ее лице, и она задумалась.
— Если хотите, — сказал молодой человек, вынимая карандаш, — я запишу всех, о ком мы говорили.
Он похлопал себя по нагрудным карманам в поисках листка бумаги.
— Запишете? — воскликнула она в восторге. — Вот, возьмите карточку, — и она вынула футляр с визитными карточками. — Столяр, тот все записывает на треугольной дощечке и кладет ее в карман, и это так неудобно, что он уж не забывает. Пэн говорит, что будет класть такую дощечку папе.
— Спасибо, — сказал Кори, — могу и на карточке.
Он подошел и сел рядом с ней на козлы. Она смотрела, как он пишет.
— Вот те, кого мы упоминали, но я, пожалуй, добавлю еще нескольких.
— О, благодарю вас, — сказала она, когда карточка была исписана с обеих сторон. — И надо самые красивые переплеты. Я скажу папе, что это украсит комнату, тогда ему нечего возразить. — Она держала карточку в руках и смотрела на нее в некотором замешательстве.
Кори, должно быть, угадал причину замешательства.
— Это надо отдать любому книготорговцу, сказать, какие желательны переплеты, и заказ будет выполнен.
— Большое вам спасибо, — сказала она и с явным облегчением спрятала карточку в футляр. Потом повернула к молодому человеку свое прелестное личико, сиявшее торжеством, какое испытывает всякая женщина, удачно выйдя из затруднения, и с прежней веселостью заговорила о другом, словно вознаграждала себя, избавясь от маловажного предмета, оказавшегося, однако, столь затруднительным.
Кори не вернулся на свои козлы. А она увидела вблизи себя еще одну стружку и, вложив в нее кончик зонтика, старалась следовать ее извивам. Кори наблюдал за ней.
— У вас, кажется, страсть к игре со стружками, — сказал он. — Это что — новая?
— Что — новая?
— Страсть.
— Не знаю, — сказала она, опустив глаза и продолжая свою игру. Потом застенчиво взглянула на него сбоку. — Может, вам это не нравится?
— Нет, очень нравится. Но задача, как видно, трудная. Мне так и хочется наступить на стружку и придержать ее для вас.
— Наступите, — сказала девушка.
— Благодарю, — сказал молодой человек. Он так и сделал, и ей удалось обвести острием зонтика все завитки. Они взглянули друг на друга и засмеялись. — Отлично! Хотите еще одну? — спросил он.
— Нет, спасибо, — ответила она. — Хватит одной.
Оба снова рассмеялись по неизвестному поводу или без повода; потом девушка сделалась серьезной. Для девушки все поступки молодого человека полны значения; и если он придерживает ногой стружку, пока она обводит ее зонтиком, она непременно спросит себя, что он хочет этим сказать.
— Они сегодня что-то долго совещаются со столяром, — сказала Айрин, взглянув на потолок. Потом с церемонной вежливостью повернулась к Кори: — Боюсь, что вы задерживаетесь из-за них.
— О нет, я задерживаюсь возле вас, — ответил он.
Она вскинула голову и прикусила губку от удовольствия.
— Теперь они уже скоро. А вам нравится запах дерева и известки? Он такой свежий.
— Да, запах очень приятный. — Он нагнулся, поднял с пола стружку, с которой они играли, и поднес к носу. — Это как цветок. Позвольте вам преподнести, — сказал он, точно это и в самом деле был цветок.
— О, спасибо, спасибо! — Она взяла стружку, заткнула за пояс, и они опять рассмеялись.
На лестнице послышались шаги. Когда старшие сошли на этаж, где они сидели. Кори поднялся и распрощался.
— Что это ты какая торжественная, Рин? — спросила миссис Лэфем.