К этому времени двадцать солдат, включая тех, что прятались под галереей, вошли в сад, и сержант- командир выстроил их полукругом в нескольких ярдах за спиной Конна. Сержанту, как и всем остальным, развязка была ясна. Несмотря на приказ Конна, он знал, какие его ждут неприятности, пострадай Конн хоть самую малость. Он искренне пожалел парня, прижатого к стене, когда Конн занес меч для решающего удара. Конн чуточку замешкался — он жаждал увидеть страх в глазах Кейла. Однако выражение лица его противника по-прежнему оставалось неизменным — безразличным и отсутствующим, словно душа уже покинула его.
«Ну, кончай уже, говнюк», — подумал сержант.
И Конн обрушил свой меч. Невозможно описать, с какой скоростью Лезвие рассекло воздух; просверк молнии по сравнению с этим — все равно что движение, замедленное водой. На этот раз Кейл не стал отражать удар, он только чуть-чуть, едва заметно сдвинулся в сторону. Конн промахнулся, но всего лишь на ширину комариного крылышка. Еще удар — и снова промах. Потом прямой, колющий, от которого Кейл увернулся с прытью змеи.
И тут Кейл впервые нанес удар сам. Конн парировал его, но с трудом. Теперь Кейл удар за ударом теснил его назад, пока они не оказались почти на том же месте, откуда все началось. Конн тяжело дышал от усталости и растущего страха — его тело, не привычное к ужасу и угрозе смерти, вело себя наперекор великолепному мастерству, обретенному за годы тренировок; нервы сдавали, в желудке ощущалась слабость.
И тут Кейл остановился.
Отступив настолько, чтобы выйти за пределы досягаемости, он смерил Конна взглядом с головы до ног. Секунда, другая — и Конн, не выдержав, снова нанес удар. Лезвие со свистом рассекло воздух. Но Кейл сместился в сторону даже раньше, чем меч начал опускаться, подставив один кинжал под Лезвие, а другой одновременно вонзив Конну в плечо.
Вскрикнув от боли и шока, Конн выронил меч. В мгновение ока Кейл развернул противника и, зажав ему горло сгибом руки, приставил кинжал к животу Конна.
— Стой смирно, — прошептал Кейл ему в ухо, а солдатам, которые начали его окружать, громко крикнул: — Назад или я сделаю бабочку из пуза этой гадины.
Для убедительности он сильнее вдавил острие кинжала Конну в живот. Сержант, теперь уже не на шутку испуганный, сделал знак своим людям остановиться.
Между тем Кейл все крепче сжимал горло Конну, так что тот уже почти не мог дышать.
— Прежде чем ты сдохнешь, господин, вот тебе наставление напоследок, — прошептал он ему в ухо. — Драка — не искусство.
Это было последним, что услышал Конн, потому что в следующий момент он потерял сознание и, обмякнув, повис на обхватывавшей его шею руке Кейла. Начав ослаблять хватку, Кейл сказал:
— Он еще жив, сержант, но умрет, если вам вздумается продемонстрировать храбрость. Я собираюсь взять меч — ведите себя смирно.
Не отпуская весьма тяжелого Конна, Кейл медленно присел и дотянулся до Лезвия. Как только меч оказался у него в руке, он встал и приставил клинок к горлу Кона, продолжая бдительно наблюдать за солдатами. Через дальние ворота их стекалось в сад все больше, теперь воинов было не меньше сотни.
— Ну, и куда ты теперь собрался, сынок? — спросил сержант.
— Знаете, я как-то пока об этом не думал, — ответил Кейл.
Именно в этот момент Смутный Генри громко крикнул с крыши:
— Пообещайте, что не тронете его, — и он его отпустит!
Вздрогнув, солдаты ответили на эту первую попытку переговоров тремя стрелами, пущенными в сторону Генри. Смутный Генри отпрянул и исчез из виду.
— Отставить! — закричал сержант. — Следующий, кто шевельнется без моего приказа, получит пятьдесят плетей и будет год драить сортиры!
Он снова повернулся к Кейлу:
— Как тебе предложение, сынок? Отпусти его, — и мы тебе не причиним вреда.
— А потом?
— Этого я не знаю. Сделаю все, что от меня зависит. Скажу, что эти парни тебя сами задирали, только послушают ли меня… Но, с другой стороны, какой у тебя выбор?
— Сделай так, как он говорит, Кейл! — закричал со своей крыши Смутный Генри, на сей раз лишь чуть-чуть высунув голову над кромкой крыши.
Кейл задумался на минуту, хотя дальнейшие его действия были, как все понимали, предрешены. Отведя Лезвие от горла Конна, он огляделся по сторонам, словно размышляя, куда бы его пристроить. Ему повезло. Всего в двух шагах позади — и Кейл проделал эти два шага с величайшей осторожностью — обнаружился фрагмент старой стены высотой до колена, состоявший из двух огромных каменных плит фундамента. Кейл просунул Лезвие в щель между ними на глубину около десяти дюймов.
— Эй, парень, что это ты делаешь? — окликнул его сержант.
И тут Кейл, опустив безжизненное тело Конна Матерацци на землю, изо всей силы рванул рукоять меча вбок. Лезвие, быть может, славнейший меч в истории человечества, согнулось и переломилось со звуком, напомнившим звон большого колокола, — БОММ!
Все присутствующие в едином порыве охнули от ужаса. Кейл посмотрел на сержанта и медленно бросил обломок Лезвия, который держал в руке, на землю. Сержант, взяв у стоявшего рядом солдата цепь с замком, подошел к нему:
— Повернись, парень.
Кейл повернулся. Заковывая его руки в цепи, сержант тихо сказал ему на ухо:
— Это самая большая глупость, какую ты совершил в жизни, сынок.
Один из солдат-врачей — в армии Матерацци полагалось иметь врача на каждые шестьдесят солдат — засуетился возле бесчувственного Конна. Он жестом показал сержанту, что все в порядке, и принялся осматривать остальных. Только теперь Арбелла Лебединая Шея, придя в себя, ворвалась в круг, образовавшийся возле Кейла и раненых, и, опустившись на колени, стала прощупывать пульс Конна. Убедившись, что Конн жив, она посмотрела на Кейла, зажатого между двумя солдатами. Он ответил ей спокойным невозмутимым взглядом.
— Полагаю, второй раз вы меня не забудете, — произнес Кейл, перед тем как солдаты потащили его прочь.
Именно в этот момент ему улыбнулась удача. Смутный Генри был на крыше не один. Не меньше его охваченный любопытством, хотя и не так озабоченный дальнейшей судьбой Кейла, Кляйст пошел туда вместе с Генри и, когда началась драка, тот велел ему быстро привести Альбина.
Кляйст нашел Альбина в единственном известном ему месте, где тот мог быть. Альбин вмиг выскочил из своего кабинета, приказал своим людям следовать за ним и оказался на месте как раз в тот момент, когда четверо солдат волокли Кейла из сада в городскую тюрьму, где он при везении протянул бы в лучшем случае до утра.
— Теперь мы сами о нем позаботимся, — сказал Альбин, за спиной которого стояло десять человек в особой форме: в черных жилетах и черных котелках.
— Сержант-командир велел нам отвести его в тюрьму, — воспротивился старший из солдат.
— Я капитан Альбин из Службы внутренней безопасности. Я отвечаю за безопасность в Цитадели, так что отдайте его нам, иначе…
Командный голос Альбина, а также грозный вид десяти его «бульдогов», как их отнюдь не любовно называли, напугали солдат, которых редко допускали в Цитадель и которые, очутившись в таком странном месте, чувствовали себя не в своей тарелке. Тем не менее старший солдат предпринял еще одну попытку:
— Я должен спросить разрешения у сержанта.
— Спрашивай у кого хочешь, но это — наш узник, и он пойдет с нами сейчас же. — С этими словами капитан Альбин кивнул своим людям, те выдвинулись вперед, и лишенные выбора солдаты неуверенно позволили забрать Кейла.
Старший солдат сделал знак одному из трех других, и тот стал, пятясь, отходить в сад за помощью, но
