— Этого молодого человека, Кейла, обучили Искупители из Святилища.
— Они никогда не доставляли нам хлопот.
— В прошлом — нет, но, судя по тому, что рассказал мне этот юноша, за последние семь лет в жизни Святилища произошли большие перемены. Теперь они обучают гораздо больше солдат и делают это гораздо более жестко.
— Вы боитесь, что они могут напасть на нас? Это будет большой глупостью с их стороны.
— Во-первых, опасение по поводу таких вещей входит в мои обязанности. Во-вторых, вспомните, сколько королей и императоров думали то же самое о вас тридцать лет назад.
Матерацци вздохнул, и вздох этот был полон раздражения и тревоги: да, строительство его великой империи сопровождалось священным кровавым террором, но следовало признать, что за последние десять лет мира Маршал утратил охоту к войнам. Безжалостный воин, чье имя некогда было синонимом ненасытного завоевателя, превратился в человека, уже покидающего пределы среднего возраста и мечтающего о спокойной жизни: о том, чтобы никогда больше не нужно было замерзать от холода сегодня и умирать от жары завтра и чтобы никогда больше не нужно было дрожать от страха при мысли — Маршал как-то спьяну поделился с Випоном этой жуткой картиной, — что какой-нибудь крестьянин с распухшими суставами, которому неожиданно повезет и он сподобится, удачно нанеся удар, вспороть Маршалу живот, начнет размахивать его кишками, намотанными на кривой садовый нож.
Маршал никогда и никому в этом не признавался, но истинная ненависть к войне поселилась в нем после той зимы, которую, умирая от голода, он провел среди льдов Штетла, дойдя до того, что питался останками своего любимого полкового сержант-майора.
— Ну, и каков ваш план? Уверен, что он у вас уже созрел, и хорошо бы, чтобы он дал мне возможность утихомирить моего брата, бушующего из-за Конна.
Випон положил на стол перед Маршалом письмо. Оно было от Конна Матерацци. Маршал вскрыл письмо и начал читать. Закончив, он положил его обратно на стол.
— Конн Матерацци обладает множеством великолепных качеств, но я никогда не подозревал, что среди них числится благородство.
— Ваше знание человеческой натуры, Маршал, пример для всех нас. А как насчет тщеславия? Я переговорил с Конном и обратил его внимание на то, что наказать Кейла за победу над ним означало бы выставить его самого в смешном свете. Он согласился.
— Нельзя допустить, чтобы этот ваш мальчишка слонялся по Мемфису. Отцы города этого не потерпят, да и я тоже. Не хватало еще, Випон, чтобы подумали, будто я на все закрыл глаза.
— Разумеется, нет. Но все знают, что он в тюрьме. Если он сбежит, гнев падет на мою голову.
— Вы хотите его освободить?
— На самом деле нет. Мальчик обладает уникальным Даром, не говоря уж о том, что он и его друзья — незаменимые для нас источники сведений об Искупителях и их намерениях, а уж о замыслах Искупителей нам нужно знать как можно больше. Я вплотную занимаюсь этим, и мальчики нужны мне, чтобы проверять информацию, которую я получаю. Они слишком ценны для нас — ценны в гораздо большей степени, нежели любой меч или разбитые головы кучки испорченных буянов, которые получили то, что они с лихвой заслужили.
— Помилуй бог, вы бросаете мне вызов?
— Если вы недовольны мной, мой Лорд, я немедленно подам в отставку.
Матерацци опять раздраженно вздохнул.
— Вы в своем репертуаре! Опять! Никто пикнуть не может, чтобы вы не взорвались, как порох. Чем старше вы становитесь, Випон, тем нетерпимей.
— Приношу свои извинения, Маршал, — сказал Випон с притворным покаянием. — Должно быть, раны делают мой характер более скверным, чем мне хотелось бы.
— Вот именно! Мой дорогой Випон, вам следует быть осторожней. Вы прошли через тяжкие испытания, непомерно тяжкие. Я слишком долго держу вас у себя, это непростительный эгоизм с моей стороны. Вам нужно отдохнуть.
Випон встал, кивнул, соглашаясь с озабоченностью Маршала, и собрался уходить. Но, когда он подошел к двери, Матерацци любезно окликнул его:
— Так, значит, вы позаботитесь о починке меча за свой счет и о том, другом деле?
17
Два дня спустя ИдрисПукке и Кейл медленно двигались верхом по Седьмой дороге — одной из широких мощеных дорог, в разные стороны расходящихся от Мемфиса и в любое время суток забитых транспортом с товарами, которые стекались в этот величайший центр мировой торговли и вытекали из него.
После многочасового молчания Кейл задал вопрос:
— Тебя посадили в тюрьму, чтобы шпионить за мной?
— Да, — ответил ИдрисПукке.
— Неправда.
— А чего ты тогда спрашиваешь?
— Хотел посмотреть, можно ли тебе доверять.
— Нельзя, как видишь.
— А Канцлер Випон тебе доверяет?
— До тех пор, пока я остаюсь в безвыходном положении.
— Тогда почему он поставил условие, что мои друзья будут в безопасности, пока я с тобой?
— Спросил бы у него сам.
— Я спрашивал.
— И что он ответил?
— «Любопытной Сесили нос откусили».
— Ну, вот видишь.
Кейл помолчал.
— Что он сделал, чтобы быть уверенным, что ты меня не бросишь?
— Заплатил мне.
Полной ложью это не было, однако далеко не только деньги привязывали ИдрисаПукке к Кейлу. Потому что иметь деньги мало, нужно, чтобы нашлось место, где их можно тратить. Однако никакого приличного места, где за поимку ИдрисаПукке уже не была бы назначена награда, а то и хуже — не за поимку, а за его голову, — просто не существовало.
Випон непринужденно нарисовал ИдрисуПукке его будущее, то есть наглядно показал, что такового у него нет, и предложил выход. Прежде всего — умеренно комфортабельное убежище, где он мог спрятаться на несколько месяцев, а потом, если ИдрисПукке сделает все, как надо, — возможность временного помилования, которое позволит ему избежать смертной казни, по крайней мере, со стороны официальных властей некоторых территорий, находящихся под владычеством Матерацци.
— А как быть с теми, кто жаждет разделаться со мной, но к официальной власти не имеет отношения? — спросил он тогда Випона.
— Это твоя забота, — ответил Випон. — Но если тебе удастся сблизиться с мальчиком, выведать нечто полезное и уберечь его от неприятностей, кое-что для тебя у меня, может быть, и найдется.
— Это не слишком надежно, мой Лорд, — осмелился возразить ИдрисПукке.
— Для человека в твоем положении, иными словами, для человека, не имеющего никакого положения, и это, полагаю, весьма щедрое обещание, — ответил Випон и жестом велел ИдрисуПукке удалиться, бросив ему вслед: — Если тебе пообещают что-нибудь получше, советую сразу же согласиться.
Помолчав еще час, Кейл спросил:
— Что мы собираемся делать в том месте, куда мы едем?
