вечером. Адрес Уильяма Руперта Бантлинга с заявления на выдачу водительского удостоверения в штате Нью-Йорк, действительного с апреля 1987 года по апрель 1989 года. Оттуда можно было легко добраться на автобусе до Университета Святого Иоанна, а на машине по Северному бульвару до ее квартиры на Роки- Хилл-роуд всего десять минут езды и всего один квартал до спортзала на углу Мейн-стрит и Сто тридцать пятой улицы, куда она ходила на аэробику.
Си-Джей откинулась на спинку стула и выдохнула воздух. Хотя она в глубине души с самого начала знала, что это Бантлинг — с того самого момента, как услышала его голос в зале суда, — именно теперь она испытала странное чувство облегчения. Приятно осознавать, что она не сходит с ума, что голос она слышала в реальности и не ведет себя как параноик. Связь, которую она обнаружила, — не простое совпадение, перед ней документальное подтверждение, отпечатанное черным шрифтом на белой бумаге.
Бантлинг жил всего в нескольких милях от ее дома, в одном квартале от ее спортзала. Си-Джей вспомнила слова, которые он произнес той ночью, когда радостно усмехался, нашептывая их ей в ухо; «Я всегда буду следить за тобой, Хлоя. Всегда. Тебе от меня не уйти, потому что я всегда найду тебя».
И он это сказал, как Си-Джей теперь понимала, поскольку действительно мог следить за ней. Вероятно, у спортзала. Может, в метро. Может, в «Пекине», ее любимом китайском ресторанчике во Флашинге, или «У Тони», где подавали пиццу, на бульваре Белл в Бейсайде. Это могло происходить где угодно, поскольку он все время находился рядом, в нескольких минутах езды. Она мысленно вернулась назад на двенадцать лет, чтобы вспомнить лицо, которое теперь знала — где она могла его встречать, когда? — но ничего не вспомнила.
В дверь громко постучали, что-то зазвенело, и не успела Си-Джей сказать «войдите», дверь резко распахнулась и в проеме появилась Марисол. Не менее дюжины золотых браслетов звенели на ее запястьях.
— Вы меня звали? — спросила секретарша.
— Да. На протяжении всей следующей недели мне предстоит снимать показания под присягой по делу Купидона. Нужно назначить время каждому свидетелю.
Си-Джей протянула Марисол розовый бланк задержания Бантлинга. Рядом с фамилией каждого полицейского она написала дату и время, когда ему следует явиться для дачи показаний. Она поставила Доминика в конце недели, несмотря на то что он старший следователь, а их обычно вызывают первыми. Сегодня Си-Джей приняла еще одно решение после приема у доктора Чамберса. Во-первых, она должна продолжать вести это дело, прилагая все силы, чтобы подготовить для представления суду. Во-вторых, сейчас не время для личных отношений, в особенности со старшим следователем по такому важному делу, где обвиняемый для нее гораздо больше, чем просто обвиняемый. Необходимо установить между ней и Домиником дистанцию, вернуться к чисто рабочим отношениям. Не важно, какие чувства она испытывает, не важно, что это может значить для него, — существуют тайны, которыми нельзя поделиться. Никогда. А отношения, основывающиеся на обмане и лжи, — это карточный домик. В конце концов все обрушится.
— Мы очень ограничены по времени, Марисол, и у нас много свидетелей. — Си-Джей решила, что следует держаться так, будто они — одна команда. — Дело нужно представить большому жюри через две недели. Я отметила даты и время для всех полицейских. На каждого должно отводиться по сорок пять минут, на Альвареса и Фальконетти — по три часа.
Марисол протянула руку к протоколу задержания.
— Хорошо. Я им позвоню. Еще что-то? Уже почти половина пятого.
Да, все правильно. Пора уходить. Си-Джей чуть не забыла: хоть пожар, хоть потоп, Марисол после 16.30 не работает.
— Да. Следующие пару дней придется поработать как следует. Вероятно, я сегодня задержусь допоздна. Мне нужно, чтобы вы перенесли встречу с родственниками по делу Вилкерсона, назначенную на завтрашнее утро, и предсудебное совещание с детективами Мьюносом и Хоганом по делу Валдона, назначенное на вторую половину дня. По делу Валдона у нас до суда еще две недели. Перенесите их на следующую пятницу. Да, и я буду очень благодарна, если следующие несколько дней вы не будете меня ни с кем соединять за исключением прокурора штата или если вдруг начнется пожар. — Си-Джей улыбнулась, раздумывая, можно ли заставить Марисол рассмеяться.
Очевидно, нет.
— Хорошо, — только и сказала Марисол перед тем, как броситься к своему столу, бормоча испанские ругательства. Си-Джей слышала их даже сквозь дверь, которую Марисол очень громко захлопнула. Конечно, Си-Джей сомневалась, что Марисол соизволит ей сообщить, если дом на самом деле загорится — именно так у них складывались отношения, — но наверняка пожарная сигнализация в здании работала лучше, чем Марисол, и в любом случае кабинет находится только на втором этаже. Нечего и пытаться представлять их одной командой.
Теперь Си-Джей сидела в кабинете одна, на стуле, обтянутом искусственной бордовой кожей, и смотрела в окно, через улицу, на задние суда и тюрьму округа Дейд, где сидел насильник, надругавшийся над ней в Нью-Йорке, задержанный в штате Флорида. Си-Джей потягивала остывший кофе и наблюдала, как работники прокуратуры возвращаются после дня в суде, — одни с папками в руках, другие — с коробками, установленными на тележках. После сегодняшнего приема у доктора Чамберса густой слепящий туман, окутывавший мысли Си-Джей последние двое суток, начал рассеиваться и все снова приобретало смысл и перспективу. Теперь она знала цель, направление, которым следовало идти, даже если оно и окажется неправильным.
Ей требовались ответы. Ответы на многие вопросы, которые грызли ее на протяжении последнего года, пока она занималась делом Купидона. Ответы на вопросы, которые Си-Джей снова и снова задавала себе последние двенадцать лет. Она ощущала потребность узнать абсолютно все, что только можно, об этом незнакомце, этом чудовище, Билле Бантлинге. Кто он? Откуда? Он женат? Есть ли у него дети? Семья? Друзья? Где он жил? Откуда знал своих жертв? Где с ними знакомился?
Откуда он узнал про Хлою Ларсон?
Когда он стал насильником? Когда сделался убийцей? Был; ли еще жертвы? Жертвы, о которых полиция пока не знает?
«А были ли еще жертвы вроде меня?»
И имелось еще много всяких «почему?»: почему Бантлинг ненавидит женщин? Почему он их резал, пытал? Почему вырезал у них сердце? Почему убивал? Почему выбирал именно их?
Почему он выбрал ее? Почему он оставил ее в живых?
Более дюжины лет и тысяча миль отделяли ее трагедию от убийств Купидона, тем не менее Си-Джей было трудно выделить вопросы, которые требовалось задавать. Границы внезапно расплылись, вопросы хитро переплелись, как и ответы, которые можно на них получить.
Где Бантлинг прятался последние двенадцать лет? Где воплощал свои больные фантазии? Си-Джей знала по собственному опыту работы в прокуратуре с серийными насильниками и педофилами и из бесчисленных семинаров и конференций, которые посещала на протяжении нескольких лет, что жестокие преступления на сексуальной почве не совершают просто так. И они просто такие прекращаются. Наоборот, подобные преступления обычно идут по нарастающей, больной человек наконец реализует свои извращенные сексуальные фантазии. Иногда для формирования таких фантазий требуются недели, месяцы. Внешне преступник будет оставаться самым обычным хорошим парнем, отличным соседом, коллегой, мужем и отцом. И только когда ужасные мысли наконец переполнят мозг, подобно лаве зальют все на своем пути, фантазия будет реализована. «Безвредный» любитель подглядывать в щелочку становится взломщиком. Взломщик становится насильником. Насильник перерастает в убийцу. И с каждым преступлением он становится все смелее, все границы и запреты исчезают, и ему становится легче сделать следующий шаг. Серийные насильники не останавливаются сами. Их останавливают. Сажают в тюрьму или на электрический стул.
Бантлинг подходил под классический тип серийного насильника. Он также был садистом, который получает удовольствие от жестокости. Си-Джей вспомнила ту грозовую июньскую ночь двенадцать лет назад, вспомнила минуты, которые тянулись как часы. Он идеально все спланировал от начала до конца, даже принес с собой «мешок с подарками», чтобы воплотить фантазию в жизнь. Просто изнасиловать ее для него было недостаточно. Ему требовалось пытать ее, унижать, насиловать любым возможным способом.
