— Уберите его, — отмахнулся Лех. — И этого тоже…
— Такова твоя благодарность, князь? Погоди, спохватишься, да поздно будет!
Прусса увели, а Леху вспомнился его загадочный сон. «Что, если гот говорит правду?» — подумал он. Если вдуматься, то от Конрада можно любой пакости ждать. И гонцы куда-то подевались. Все одно к одному складывается так, что впору поверить язычнику.
Пришел один из палачей.
— Чем прикажешь испытать прусса, князь? Огнем или дыбой?
— Вы его очень-то не увечьте, — сказал Лех. — Он еще пригодится. Прижгите так, для порядка, может, чего нового скажет. А не скажет, оставьте. Изуродовать мы его всегда успеем.
— Ничего вы от него не добьетесь, — сказал Говорек, воевода, наиболее приближенный к Леху. — Я этот народ знаю. Для них мучения или смерть от руки врага то же, что для нас милость Божья. Врет он, нет ли — нам все равно не узнать.
— Посмотрим. Иди, иди! — замахал Лех руками на ката.[56]
Потерявшего сознание Дилинга отволокли в один из шатров и поставили охрану. Очнулся он уже ночью.
Живот горел так, будто раскаленный прут, которым ему прижигали кожу, вошел внутрь и там остался, обугливая внутренности. Но кости были целы, а выпитая днем кровь давала уверенность, что Дилинг сумеет быстро восстановиться. Очень хотелось пить, да и ожоги нужно было присыпать золой, но Дилинг счел, что лучше будет, если его оставят в покое до утра, и не стал объявляться. Он пошарил руками вокруг, нашел свою куртку и в ее складках сухие скорлупки моке — «сон-травы». Сунул в рот сначала половину запаса, но потом подумал, что при такой боли эта доза может не сработать, и высыпал все остальное. Пожевал, прислушиваясь к звукам снаружи шатра, и вскоре уснул.
Утром его разбудили. Лицо Леха, и без того бледное, посерело. Приближенные к нему рыцари были озабочены. Все посмотрели на Дилинга, когда его ввели. «Началось…» — подумал Дилинг.
— Я узнал, что Конрад убил моих послов, — сказал князь. — Теперь я думаю, что в твоих словах была истина.
— А как быть с этим? — спросил Дилинг, задирая нижнюю рубаху. Живот его был испещрен вспухшими багровыми рубцами. Они еще не успели затянуться корочкой и сочились сукровицей.
Лех поморщился:
— Ты должен быть благодарен мне. Тебе оставили жизнь и не искалечили. Могло ведь быть и по- другому.
— Я запомню твое великодушие, князь, — сказал Дилинг.
Лех пытливо посмотрел на него, но по бесстрастному лицу прусса нельзя было что-либо прочесть. Он ворчливо сказал:
— Не пойму, ты дерзок от безрассудной смелости или это очередная готская хитрость? Запомни, прусс, если ты затеял со мной игру, мои мастера вынут твою паршивую душонку, если она у тебя есть, по кусочку.
Дилинг промолчал.
— Итак, чего ты хочешь? — спросил Лех.
— Я спас тебе жизнь, это дорого стоит, — начал Дилинг.
— Чего же ты требуешь? — перебил его Лех.
— Службы. Я мог стать вождем, но Крива добился, чтобы мой род изгнал меня. Я странствовал восемь лет, а когда вернулся домой, Крива отнял у меня жену и убил друга. Я не хочу возвращаться в Пруссию, потому и пришел к тебе. Я славный воин, и ты очень скоро убедишься в этом, если возьмешь к себе на службу.
— И ты не просишь вознаграждения сразу?
— Я воин. Все, что мне нужно, я заберу в бою.
— Твои слова мне нравятся. Положим, я возьму тебя, согласен ли ты окреститься?
— Нет.
— Почему?
— Я прусс. Таким уж уродился и вряд ли изменюсь, если повешу на себя крест.
Лех помолчал, с любопытством разглядывая Дилинга, потом сказал:
— А знаешь, прусс, если б ты мне сейчас ответил утвердительно, я бы тебе не поверил. Хорошо, я принял решение. Завтра мы выступаем на Плоцк. Ты пойдешь впереди вместе с моими лучшими рыцарями. Посмотрим, каков ты в деле. А после поговорим о службе. Ты свободен. Но не думай, что тебе удастся бежать, за тобой будут присматривать.
— Сегодня, — сказал Дилинг.
— Что?
— Выступать на Плоцк нужно сегодня.
— Так… — протянул Лех. — Вот теперь я вижу, что ты знаешь гораздо больше, чем сказал мне.
— Я сказал все, что знал. Только ты плохо слушал, князь. Я говорил, что твой брат в союзе с пруссами и поморянами. Но если пруссы должны двинуться на юг после того, как узнают о твоей кончине, то Святополк вряд ли станет ждать. Я думаю, он уже идет и будет здесь если не сегодня, то завтра.
Князь задумчиво уставился в узор ковра под ногами.
— Похоже на то, — сказал он после раздумий. — Конрад не осмелился бы убить моих гонцов, если б не был уверен, что это сойдет ему с рук. Видно, он действительно рассчитывает на чью-то помощь. Ну что ж, милый братец, значит, пришла пора окончательных расчетов.
— Выходим не медля. Говорек, трубить «поход», — приказал Лех.
Глава 27
Лех Белый не дошел до Плоцка. В районе Бреста Куявского его нагнали отряды Святополка и с ходу, не дав краковцам возможности развернуться, ударили в тыл и разметали обозы.
Удар был настолько неожиданным, что в первые мгновения обескураженный Лех в панике принялся отдавать самые нелепые приказы. Так, он распорядился выстроить повозки для обороны, хотя видел, что большая их часть уже уничтожена, а остальные в беспорядке разбросаны. Он кричал, призывая под свои флаги рыцарей, не замечая, что хоругви втоптаны в грязь бесцельно метавшимися воинами. Те пытались спастись от окружения поморянами. Лишенный поддержки, Лех, как простой воин, сражался, размахивая мечом направо и налево, пока под ним, вспоротая ловким ударом, не рухнула лошадь. Какой-то пехотинец занес над Лехом топор.
— Я князь! Князь! — закричал Лех, сдергивая шлем.
Крик этот, казалось бы, абсолютно бессмысленный, все же оказал свое действие. Пехотинец отступил, опуская оружие, и тут же пал сам, сраженный мечом Дилинга.
Лех вскочил в седло приведенной пруссом лошади.
— Бежим! — сказал Дилинг. — Ты уже не спасешь свое войско, спаси хотя бы голову.
В отчаянии Лех окинул взглядом поле битвы. Повсюду поморяне гонялись за бросившимися врассыпную краковцами. Прусс был прав, их уже ничто не могло спасти.
«В Гнезно!.. — мелькало в голове Леха под стук копыт. — Собрать горожан… Поднять Великую Польшу… Связаться с русскими. Романовичи помогут… Покарать изменников!»
Он так и не узнает, что зять Святополка Владислав Одонич уже выбил из Гнезно Владислава Великого и погнал его в сторону Познани, а князья Романовичи, бывшие до сих пор союзниками обоих братьев Казимировичей, решили принять сторону одного из них и уже бесчинствуют в пылающем Кракове. Не узнает, потому что в планы его спасителя-прусса не входило длинное путешествие.
У какого-то ручья они спешились, чтобы передохнуть. Дилинг напился коричневой от листьев воды, потом вымыл руки и вытер их о штаны.
— Ты спас мне жизнь, — сказал ему Лех.
Прусс не ответил.
