определил, что среди них были не только самбы, но и более знакомые ему роды вармов и помезан. И тут, когда он подумал о том, что на этот раз пруссы надолго отобьют охоту ляхам соваться к ним со своими крестоносцами, ему пришла в голову блестящая мысль.
— Я заплачу откупные, но потом, после похода.
— Ты пойдешь с нами?
— Пятьсот марок с моей добычи — ваши.
— Счастливой охоты! — усмехнулся Вепрь.
— Счастливой охоты! — по прусскому обычаю пожелал самбу и Святополк.
Они разъехались к своим дружинам. Воины поморян, радостно возбужденные оттого, что удалось избежать поголовного истребления и даже выгадать удачный поход к полякам, смешались с прусскими витингами.
Святополк ехал рядом с Вепрем. Они обсуждали предстоящее взятие Гнезно, а прямо им навстречу, держа в поводу вторую лошадь с поклажей, ехал прусс. Святополк определил это по куртке с нашитыми пластинами из шкуры тура. Странно было уже то, что прусс ехал в обратную общему движению сторону. Но еще более удивительно, что прусские воины почтительно уступали ему дорогу, образуя живой коридор, беспрепятственно обтекавший витинга с обеих сторон. Вепрь, заметив прусса, оборвал разговор и остановился. Встал и Святополк.
— Поезжай, — сказал ему самб. — Я догоню тебя.
Минуя странного прусса, Святополк попытался угадать в нем приметы власти, но тот был явно из простых воинов. Только небольшой кожаный медальон с тиснеными рунами, в которых князь не разбирался, отличал его от других витингов.
Вскоре Вепрь догнал Святополка. По тому, что самб вдруг удивил его знанием подробностей битвы поморян с краковцами, князь догадался, что встретили они одного из лазутчиков Кривы.
— Лех Белый отправился сегодня в Страну предков, — добавил вождь Вепря.
Святополк какое-то время переваривал новость, а потом воскликнул:
— Пятьдесят марок тому, кто это сделал!
— Я передам, — заверил его Вепрь.
Потом он подозвал витинга в шлеме, украшенном белыми перьями, и что-то сказал ему на самбийском диалекте, которого Святополк не знал.
Дилинг в это время был уже позади колонны. Услышав топот копыт, он обернулся. К нему скакал Балварн. На груди его, сияя свежей краской, раскинул крылья белый ворон, а на шлеме развевался пышный султан из белых перьев.
— Ты получил род? — спросил его Дилинг.
— Да. А Крива все же заставил тебя служить… — сказал Балварн, глядя на медальон. Дилинг неопределенно пожал плечами. Балварн расстегнул куртку и, отвернув пластину с вороном, вытащил из-под нее серебряный пояс Торопа. Протянул его Дилингу:
— Это твое. Я знал, что встречу тебя здесь. Хочу сказать одну вещь. Мои люди не нашли на косе рутена. Понимаешь? Его нет ни среди мертвых, ни среди раненых. Не знаю, что это значит, но он исчез. Я обязан был сказать тебе это. Ну, мне пора. Счастливой охоты!
Балварн круто развернул коня и с места послал его в галоп.
— Он жив, вот что это значит! — крикнул вдогонку Дилинг.
Белый Ворон, не оборачиваясь, махнул рукой.
— Удачной охоты и тебе, друг, — тихо сказал Дилинг, улыбаясь.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Король барстуков
В то давнее время, когда в небесах шла война богов и Перкун, сражаясь с другими, еще не занял небесный трон, на земле было тоже неспокойно. Дух Гянтар, который очень хотел царствовать над землей, бился за это право с множеством драконов, населявших тогда и лес, и дюны, и морские воды.
Бился дух очень долго, но ему удалось одолеть драконов. Уставший Гянтар прилег отдохнуть на берегу под огромной сосной и уснул. В этот момент его и увидел Перкун. Он метнул в Гянтара молнию, но попал не в него, а в сосну. Дерево раскололось, и смола хлынула на спящего духа. Тот проснулся, понял, что тонет, и произнес заклинание, делавшее смолу твердой, как камень. Соки смолы застыли, но сам дух Гянтар оказался к тому времени уже полностью погребенным в них.
Позже море подмыло берег, глыба застывшей смолы рассыпалась на маленькие куски, но в каждом таком кусочке остается частица духа Гянтара.
Если знать руны и правильно расставить их, если заклинания точны, а огонь верен, можно из куска окаменевшей смолы вызвать дух Гянтара, и он выслушает тебя и послужит…. [58]
Глава 1
У Карвейта Великого родилась дочь. Вождь куров многие годы ждал этого события. Перебрал не одну жену, снес горы добра богам и вайделотам, но своего добился. Девочка — ее назвали Неринга — лежала в плетеной из лозы корзине. Ноги торчали наружу. Ей было три недели от роду, а размерами она была с трехлетнего ребенка. Карвейт очень гордился своим гигантским ребенком, никак не мог закончить праздник по поводу его появления и не обращал внимания на происки вайделота, шептавшего курам о том, что здесь не обошлось без козней Лаумы.
Дилинг оставил Карвейта с младенцем и отправился дальше, к Черному берегу.
На косе, где времена года всегда запаздывают, приближение осени не чувствовалось. Листва на деревьях была зеленой, а трава сочной, но на этом фоне уже выделялся краснеющий шиповник и алые кляксы рябины. В лесу иногда были слышны голоса курских женно, собиравших на зиму грибы, коренья и орехи.
Дилинг нашел место привала, где на них с Торопом напали самбы, осмотрел его, но, кроме смешавшихся с песком углей от костра, ничего не обнаружил. Он и не надеялся на это. Времени прошло много, частые ветры давно замели все следы. Его не удивило и то, что куры ничего не слышали о Торопе. Вряд ли тот, раненый, стал бы являться на люди. Скорее всего, укрылся бы где-нибудь отлежаться. А на Черный берег куры давно перестали ходить, несмотря на обилие в этих местах лещины и ягод, — боялись вайделотки. Вот она, полновластная хозяйка Черного берега, вполне могла наткнуться на Торопа. Но Дилинг никак не мог найти тот овраг между дюнами, где стояла ее хижина. До самой темноты он метался от залива к морю и обратно, пока не понял, что Нечто водит его кругами. Дилинг круто взял вправо, к центру кругов, но скоро ткнулся в собственные следы.
От часто и высоко вздымавшихся боков сверяписа шел ощутимый пряный жар. Он измучился карабкаться по сыпучим песчаным склонам. В деревню Карвейта возвращаться было уже поздно. Дилинг снял седло со спины лошади и, привязав коня за уздечку к какому-то сучку, чтобы остыл, насобирал сухого мха и хвои для растопки костра. Он устроил его в небольшом, в человеческий рост, углублении в песках. От огня стенки ямы должны были нагреться и держать тепло. Там он и уснул, вытянув ноги к тлеющим углям.
Утром, открыв глаза, он увидел над собой на кромке ямы старуху вайделотку. Она показалась ему еще отвратительнее, чем в первый раз. Не то чтобы лицо ее стало старше или приобрело новые черты, но в глазах была неприкрытая глухая враждебность, почти злоба. Это делало ее похожей на гадюку. Дилинг
