Значит, они решили сначала отвезти в деревню своих товарищей, а объяснения с Кривой оставили на утро — подумал Гянтар.
Холм, на склоне которого он прятался, начинался от дороги и шел куда-то далеко вверх. Гянтар, рассудив, что с него должны быть хорошо видны окрестности, спешился, чтобы не трудить лишний раз лошадь, и стал подниматься в гору.
Чем выше он заходил, тем четче становились его подозрения в том, что лес кем-то ухожен. Там было мало кустарников и привычной для дубовых и грабовых чащоб густой поросли. Не было следов бурелома. Будто кто следил за сухостоем и вовремя убирал упавшие деревья.
Гянтар поднимался долго. Когда он наконец добрался до вершины, то не сразу решился выйти на нее. Сначала его насторожил просвет между деревьями, суливший немалое открытое пространство. Потихоньку похлопывая сверяписа по холке, отчего тот стал ступать осторожнее, Гянтар подошел настолько, чтобы можно было разглядеть поляну, не выходя из-за деревьев.
Это была большая круглая площадка, как для карья-войтис,[90] только вместо учебных станков посреди поляны высилось сооружение из огромных плоских валунов, собранных таким образом, что некоторые из них являли собой стены, а другие — кровлю. Камни были так велики, что трудно было представить, кто мог нагромоздить их на вершине холма. По углам этой столопободной громады, словно дозорные, стояли стройные бледнокожие буки. Стволы их в утреннем солнце отливали серебром, а ветви, тронутые первыми лучами, розовели. Земля вокруг зеленела короткой свежей травой без единого желтого пучка пырея, явно выкошенного осенью.
Стараясь держаться за деревьями, Гянтар стал обходить поляну. Ему показалось, что сбоку каменной громады он слышит какие-то звуки.
Сначала он увидел край каменной плиты на земле, выступавшей из-за угла сооружения. Впоследствии это оказалось жертвенником. Потом уличный очаг — пеланно — с висевшим над ним котлом. У очага на корточках сидела женщина и помешивала в котле длинной деревянной ложкой. Тут же, за ее спиной, чернел квадрат входа в каменное жилье.
Гянтар глядел на старуху, казавшуюся вайделоткой, и думал о том, что его наверняка уже ищет Гунтавт, а в том, что он видит, нет ничего особо интересного. Но что-то напряглось внутри него в ожидании, не отпускало. Словно какой-то голос говорил ему: стой, смотри, сейчас случится…
Старуха обернулась к входу и что-то сказала. Немного погодя из темноты в камнях, ведя в поводу белого жеребца, укрытого красной попоной, вышла другая старуха. Она подошла к очагу, присела, и обе вайделотки стали негромко переговариваться.
Вдруг обе поспешно встали и, повернувшись к камням, почтительно склонились.
В середине черного квадрата появилась тонкая белая фигура. Она встала на пороге и потянулась, закинув голову к небу.
Сердце Гянтара забилось так, что он испугался, как бы его не услышали вайделотки.
У девушки были длинные светлые волосы и белое просторное платье без пояса и украшений. Она подошла к жеребцу, легко запрыгнула на него и, ударив босыми пятками в бока, направила к краю поляны. Одна из старух затрусила следом.
Они спустились с холма на противоположную от дороги сторону. Гянтар поехал за ними, держась на расстоянии видимости.
Внизу светилось, отражая небо, небольшое озеро. Берега его, за исключением того, что у подножия холма, были заболочены и заросли камышом и рогозом. Не слезая с жеребца, девушка стянула с себя платье, бросила его, и вместе с лошадью зашла в воду, скрывшись от Гянтара. Со своего места он мог видеть только старуху, скучавшую на берегу с комком белой ткани в руках, и камыши. О девушке напоминал только ее смех да фырканье коня сквозь плеск воды.
Гянтар собирался, оставив сверяписа, подкрасться ближе, но что-то шевельнулось сзади него, и он, выхватив меч, обернулся.
— Я тебя еле нашел, — сказал Гунтавт.
Гянтар с изумлением смотрел на него. Даже в таком положении — верхом на алне, Гунтавт едва доставал Гянтару до пояса, и это почему-то казалось королю барстуков очень странным. С одной стороны, он знал, что ничего необычного нет в старейшине барстуков Самбии, но где-то глубоко шевелилось недоверие к тому, что он, Гянтар, такой большой, король вот этого маленького человечка. А может, он и не король? И не Гянтар?
— Тебе нехорошо, король? — обеспокоенно заглядывая ему в глаза, спросил Гунтавт. — Ты бледен.
Гянтар помотал головой, отгоняя нелепые видения:
— Нет, ничего…
— Король, — осторожно сказал Гунтавт. — Нам лучше уйти отсюда. Та девушка, в озере — это жрица бога Лиго. Так, как она, не охраняется ни одна женщина в Ульмигании. Нам еще повезло, что мы не нарвались на ее охрану. Пойдем.
— Я должен ее увидеть.
— Ты увидишь ее, король, — мягко сказал карлик. — Но не сейчас. На празднике Лиго она сама выедет на этом жеребце. Тогда ее тело может видеть каждый житель Ульмигании. Но не сейчас. Сейчас нельзя. Нам уже хватает неприятностей…
— Наплевать мне на ваши праздники, — оборвал его Гянтар. — Я ее увижу. Жди меня здесь.
Озадаченный переменой в короле и его грубостью, барстук не нашел, что ответить.
Старуха и не заметила, как из ясного разгоравшегося дня провалилась в темноту обморока. Гянтар уложил ее на траву и посмотрел на озеро. Жрица играла и плескалась в воде, как амсмари.
Чужого почуял жеребец. Он раздул ноздри, скосил черные выпученные глаза к берегу и заржал, вырываясь из объятий девушки. Гянтар встал во весь рост и подошел к воде. Жрица стояла к нему спиной. По бледной, как слоновая кость, спине струились мокрые льняные пряди.
«Слоновая кость… откуда мне известны эти слова?» — мелькнуло у Гянтара.
Жрица наконец обернулась. Ее синие глаза взорвались в голове Гянтара, рассыпаясь васильками по ржаному полю.
— О Господи! — громко сказал он по-русски. — Анна!
Испуг, появившийся в глазах жрицы, почти сразу сменился жгучим, болезненным любопытством.
— Кто ты? — тихо спросила она.
— Я — Тороп, ты меня не помнишь?
Жрица медленно, как зачарованная, шла на него из воды, обнажая юное тело. Но ни один, ни другой этого не замечали, вглядываясь в глаза друг другу.
— Мне кажется, я тебя где-то видела, но не могу вспомнить — где?
— В Ростове, когда Великий князь, твой дядя, приезжал замиряться с братом. Помнишь?
— Как странно… Мне кажется, что и язык этот я слышала. Я понимаю его. Странно… Откуда ты, чужеземец?
— Вспомни же, Анна, вспомни! Я — Тороп! Мы танцевали с тобой. И потом… Ржаное поле… Помнишь? Васильки…
— Анна… Тороп… Какие знакомые имена! Но я ведь никогда их не слышала.
Она стояла напротив, и его руки были на ее плечах, а она понимала, что должна их скинуть, — никто из смертных не смеет касаться жрицы Лиго, — но руки были такими знакомыми, а их прикосновение так походило на те, что бывают в тайных снах, что жрица не в силах была справиться с ними. Она чувствовала, что эти руки вот-вот обнимут ее, и знала, что хочет этого.
И она, и он, и Гунтавт, онемевший от изумления, — все трое были убеждены, что видят сон, настолько нереально было происходившее.
Однако единственным человеком, кто спал тогда возле озера у подножия храма бога Лиго, была старая служанка жрицы. Но она очнулась. А очнувшись, заверещала диким голосом.
Жрица, взглянув на нее, затем на Торопа, отшатнулась, пытаясь скрыть наготу руками. На лицо набежала тень ужаса.
— Уходи! — крикнула она.
— Почему? — спросил Тороп.
