Разгромленные и развеянные крестоносцами по ветру племена и роды, как из морского тумана, являлись вновь.
Из никого у них возникали новые вожди, набиравшие новые дружины. Новые вайделоты шептались с богами и носейлами у жертвенных костров.
В глубине души Ванграп понимал, что уничтожение Кривы ничего не решит. «Самб воюет и после смерти» или «И мертвый самб — воин», примерно так переводились истины, на которых вскармливались витинги этого племени пруссов. И все же он считал, что самбов нужно остановить, иначе к ним снова присоединятся другие земли и война опять полыхнет по всей Ульмигании.
В палатку вошел дозорный:
— Лазутчики привели чью-то мергу.
Женщина была молодой, простоволосой — незамужней и выглядела напуганно. Ванграп пригляделся к ее гривне.
Железная с маленькими серебряными колокольцами, тонкой, не прусской работы. Девица была не из простолюдинов.
— Ты чья?
Мерга молчала.
Огромный Виссамбр стоял рядом и вертел в руке короткий прусский меч. Острый конец мелькал у девицы возле самого лица.
— Если ты не ответишь, я уйду, — сказал Ванграп. — А мои воины с удовольствием позабавятся тобой.
Виссамбр вроде и не совершал никаких движений, только кончик меча блеснул ближе к телу девушки, а рубаха ее, будто сама собой, развалилась до пояса, правая половина съехала с плеча и открыла маленькую круглую грудь. Мерга ахнула и натянула половинки рубахи до подбородка.
— Я из рода Варниса, — сказала она со страхом, косясь на то, как ухмыляющийся Виссамбр упражняется с мечом.
Дальше она отвечала без запинки.
Сколько витингов в деревне? Где остальные? Был ли в деревне Крива?
Был. Витинги уходили с ним, и пришли с богатой добычей.
Вернется ли?
Она не знает — это дела воинов. Но из последнего похода ее брата привезли раненым. Ее и поймали, когда собирала целебные коренья.
— Хорошо. Мы не сделаем тебе ничего плохого. Свяжите ее и бросьте в палатку. Пусть подождет, пока мы соберемся для визита к Ворону.
Деревня Ворона была рядом, за двумя дюнами. Но Ванграп не захотел идти через них — сработал древний запрет.
Самбия вся покрыта мирными с виду холмами. Но бывало, что пруссы, расковыряв почву на таком холме под ячменное поле, будили духов земли. И тогда они ворочались под землей, и, несмотря на обильное возлияние жертвенной крови, холм, еще недавно щедро даривший зерном для хлеба и пива, просыпался белым песком, оживал и начинал угрожающе двигаться в сторону ближайшей деревни. Тогда самбы бросали все, что у них было, в жертву носейлам дюн, и налегке уходили подальше, на день, а то и два дня пути. Две живые дюны и отделяли Ванграпа от деревни Ворона, и он не стал рисковать, решил обойти их.
Отряд вышел к ручью и по его откосу стал подниматься вверх, к озерам в глубине леса, к владениям Варниса. Поднявшись на очередной холм, они увидели деревню. Ворота были открыты, и это не понравилось Ванграпу. Это значило, что род либо ушел, а у него на это было полдня, или, что вернее, — это ловушка.
Ванграп не хотел ввязываться в драку с Вороном. И не только потому, что тот хоть и пробавлялся разбоем, как и всякий другой, но в открытую против Ордена не выступал. Дело было еще и в том, что род Ворона основал друг отца Ванграпа — Балварн. Оба они были из морских волков. Когда-то давно люди из рода Вепря подобрали их на берегу, чудом уцелевших после неравной стычки в море с данами. Оба стали рабами у одного витинга. Оба были храбрыми и удачливыми воинами. И после похода к литовцам обоим хватило добычи, чтобы выкупить себя на свободу. Одного вскоре выбрали вождем Вепря, а другой с рабами и сеймином ушел и основал свой род.
Ванграп подумал, что мог бы сжечь деревню, забросав ее стрелами с горючей паклей. Но это ничего бы не дало. Если здесь западня, то уйти просто так ему все равно не дадут. За ним уже наверняка следят лазутчики из ухоронок.
Пока он раздумывал, из ворот деревни выехал всадник и направился к отряду. Он был без бруньи, а когда подъехал ближе, стало видно, что и без оружия, если не считать ножа на поясе.
— Белый Ворон ждет князя Ванграпа, сына Вепря. Если это ты, то мне приказано проводить тебя к вождю.
— Балварн жив?! — удивился Ванграп.
Всадник, не ответив, повернул коня.
Деревня казалась брошенной. Видно, Ванграп был прусским князем только для Балварна. Для остальных — ненавистным крестоносцем.
В центре деревни у дома вождя проводник спешился и скрылся в дверном проеме, завешенном шкурами. К Ванграпу подъехал Виссамбр.
— Князь, а что будем делать с этой?
Девица висела поперек лошади. В Самбии цена мерги сильно колебалась. Иногда за нее нельзя было взять и худого козла, но можно было получить и сверяписа. Это зависело от того, насколько дорога она родственникам.
— Лишняя лошадь нам не помешала бы, — сказал Ванграп. Прусские лошади были мелковаты для рыцарей, но очень выносливы, они идеально подходили для обоза. — Да, попробуй вышибить с них коня. И, кроме того, — Ванграп заговорил по-немецки. — Выведай, что сможешь, о рыжем кобеле. Возьми с собой Фридриха и Эйбута. Будь осторожен — не нравится мне эта тишина.
Шкуры на входе зашевелились. Из-под них выглянул проводник.
— Балварн ждет тебя, князь.
Несмотря на то, что в доме горели факелы, Ванграп не сразу разглядел Балварна, утопающего в груде мехов у очага. Возле него сидела женщина и обтирала ему лоб холстинкой. Видно было, что старого вождя лихорадит, но глубоко запавшие глаза смотрели ясно.
В доме было еще несколько витингов, вождь приказал им выйти. Сделали они это без охоты, косясь на Ванграпа.
Ванграп снял шлем.
— Я боялся, что ты не придешь, — сказал Балварн. — Мой вайделот шептался со своими богами, и они сказали ему, что ты придешь в день моей смерти. Но я никогда не верил прусским богам и боялся, что мне придется уходить в Валгаллу,[101] так и не увидев тебя. Но — Хель[102] у изголовья, и ты — здесь.
Вождь замолчал и прикрыл глаза. Тут же женно зачерпнула плошкой густую дымящуюся жидкость из горшка у очага и поднесла к его губам. Вождь отвел плошку.
— Один[103] не дал мне счастья иметь детей. Но, очень давно, когда мы с твоим отцом были рабами у Вепря, мы стали братьями.
Балварн выпростал руку и показал Ванграпу шрам на запястье.
— У меня нет других наследников, кроме тебя, — он поднял руку, предупреждая возражения. — Не торопись с ответом. Подумай. Я знаю, род Ворона небольшой. Кроме того, у тебя будут сложности с жрецом, да и витинги вряд ли примут тебя с радостью. Но ты большой воин, ты сможешь взять их в свои руки.
— Я крещеный, — напомнил Ванграп. — Мой Бог накажет меня, если я буду служить другим богам.
— Я думал об этом. И не вижу ничего страшного, если после моей смерти род примет твоего Бога. Помнишь, это ведь я подарил тебе когда-то этот крест, — указал Балварн на грудь Ванграпа, где висело большое серебряное распятие. — Теперь о другом. Мне не нравится прусский обычай оставлять трупы в
