вооружена парализаторами — любое неповиновение с вашей стороны, и окажетесь в состоянии полукомы. Однако если будете вести себя должным образом, получите достойное обращение как военнопленная со всеми полагающимися привилегиями и уважением. Мы подписали Постженевскую конвенцию, и вы лично сможете убедиться в наших добрых намерениях.
— Вы дерьмо, отбросы, — указываю я на капитана. — Ваши матери-шлюхи отсасывали у животных за деньги. Меня тошнит от вас. Уверена, вы поедаете своих младенцев живьем.
— Я… — Капитан слегка ошарашен.
— А ты, — произносит Аллйя, — сука. И отец твой — подонок, проклятый диктатор, лишивший человечество человечности!
— Аллия, успокойся, — мягко просит Капитан.
Слова Аллии меня потрясли, но я не подаю виду.
— Так вы заклятые враги Гедира? — говорю я. — Хотите бросить ему
— Хотим получить от него кучу бабок и слинять подальше, — с ухмылкой говорит Джейми.
Держи себя в руках.
— Требую, чтобы вы меня освободили.
И не провоцируй пиратов. Пусть Гедир заплатит за тебя выкуп — это, в конце концов, только деньги.
— Гедир не ведет переговоров с террористами.
— Ваш отец может себе это позволить, он состоятельный человек.
— Сдавайтесь, или ощутите на себе его гнев. Пираты смеются.
— Сдавайтесь, — пародирует меня ребенок, будто какую-то злодейку из дешевого боевика, — или ощутите на себе его гнев!
Флэнаган тоже невольно прикрывает рот ладонью, прячет улыбку.
— Я не позволю так с собой обращаться. Флэнаган пытается вернуть себе суровый вид.
— Вы теперь наша пленница. И, черт возьми, вести себя будете, как…
Я ударяю Флэнагама по лицу. Он не ожидал этого — его голова запрокидывается, из носа хлещет кровь. Я кручусь, как маленький смерч — выбрасываю когти экзоброни, подрезаю ими подколенные сухожилия лопера, ногой с разворота бью женщину и…
ЛЕНА
Это ты виноват. Дал мне плохой совет.
Лена, ты не права. Я предупреждал, что нужно держать себя в руках.
Мог бы догадаться, что я тебя не послушаю. (Тяжкий вздох.)
Откуда мне было знать, что они такие хорошие бойцы?
Они же пираты, Лена, — смертельно опасные, прошедшие испытание не одним боем. А ты лишь тренировалась в спортзале.
Моя боль бесконечна. Мое положение — настоящая пытка, ад. Мне тяжело, надежды нет. Я унижена.
Лена, успокойся…
Заткнись! Я в полукоме. Я двигаюсь, говорю, дышу, ем, но… меня будто сжимает гравитационное поле. Я двигаюсь медленно, так медленно, что мышцы горят от натуги; каждый вдох и выдох — как скрежет, сипение.
И — мне-при-хо-дит-ся-го-во-рить-по-сло-гам.
Не-вы-но-си-мо.
ДЖЕЙМИ
Ух ты! Какая горячая!
Детка, ты прелесть!
Я ей, наверное, тоже нравлюсь.
Только я для нее слишком маленький.
Нет, я лишь выгляжу маленьким. Надо было повременить с остановкой развития… прийти к врачам не в десять лет, а, скажем, в одиннадцать. Или в двенадцать. Способностей игрока я бы не утратил. А женщины не любят мужиков, у которых еще женилка не выросла и которым не надо бриться. Как меня это беси-ииит!!!
Я слежу за ней на мониторе наблюдения — сигнал поступает от скрытой камеры. Она ходит из угла в угол. Ее лицо — застывшая маска. Быть в полукоме — это, наверное, чертовски больно. Вот если б она меня видела. Ну, посмотри на меня! На Джейми-красавчика!
Хоть она и полупарализована, но я смотрю на нее, и у меня встае-ееееееееееееееееееееет!!!
Капитан скорее всего хочет убить ее.
А жаль.
Может, стоит заглянуть к ней? Развеселить и так завоевать ее сердце? Ведь я здорово умею шутить. А уж ветры пускаю — точно по нотам.
Или же нет? Вдруг ей не понравится, как я сморкаюсь: я умею зажать одну ноздрю и стрельнуть соплей из другой.
С другой стороны… что, если это я для нее слишком хорош?
Да, мне так больше нравится. Я слишком хорош для нее! Дя-а!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
БРЭНДОН
— У… меня… жалоба, — говорит она.
— Обращайтесь к капитану, — отвечаю я.
— Я… не… могу…
Умираю со скуки, ожидая, пока она договорит.
— …не… могу… есть…
— Я сделаю вам внутривенную инъекцию питательной массы.
Я готовлю шприц, работающий на сжатом воздухе, соединяю его с пищевой ампулой. Она смотрит на меня безжизненным взглядом.
— …Б…р…э…э…э…
— Брэндон, — заканчиваю я за нее бесконечную попытку обратиться ко мне по имени.
Она смотрит на меня. Ее глаза — как два озера скорби. Она сама беззащитность; она излучает страсть, благородство, красоту. Она — женщина, умереть ради которой — великая радость.
— Ложитесь на койку, — велю я сдержанным тоном и ставлю ей капельницу.
Ее взгляд теперь полон чистой ненависти. Она устает от слов и поэтому выражает мысли проникновенными взглядами.
— М…ой… о…т…е…
— Слышать ничего не желаю о вашем отце. Я оставляю ее одну.
Слышу сдавленный всхлип. Мне ее жаль.
