– Получился огромный арифмометр? – догадался Хьюьерт.
– При слове «арифмометр» Конрад всегда хватался за молоток. Он нам пытался втолковать, что это – машина нового типа. Работает в двоичной системе исчисления, оперирует только единицами и нулями. У машины была операционная система и память на шестьдесят четыре слова, каждое длиной в двадцать два бита.
– О, эти слова мне совсем уже не знакомы, – поежилась Лени.
– Бит – это единица информации. Как раз для ввода Rechenplan – программы действий для машины – ему понадобилась кинопленка.
– Кинопленка? Вальтер, у меня сейчас голова взорвется, хватит про своего чудика.
– Нет уж, продолжай, интересно, – попросил Хьюберт.
– Его дядя работает в Бабельсберге, на киностудии. Он принес ему засвеченную тридцатипятимиллиметровую кинопленку. Конрад на ней понаделал дырочек, примерно как наш Вилли. Только там логика была понятней. Дырка – значит логическая единица. Нет дырки – значит ноль. И так восемь в ряд, получился восьмибитный код. Все это считывалось на просвет, и машина начинала считать.
– И что, облегчила она ему жизнь у Хеншеля? – в глазах у Хьюберта был теперь явный интерес.
– Нет, Z-1 – так он ее назвал – часто замыкало. Эти длинные пластины в качестве логических замков были очень непрактичные. Теперь он делает Z-2. Там вместо пластин будут работать электромагнитные реле.
– А почему он называет их Z…?
– Хьюберт, ты же художник, – удивилась Лени. – Зачем тебе все эти коды и расчеты? Как ты вообще это все понимаешь?
– Ну, Лени, Макса-то не включай, – улыбнулся Вальтер и пояснил: – Z-1 – это «Цюзе-1». Его зовут Конрад Цюзе.
– А где он сейчас живет, в Берлине?
– Да, на Врангельштрассе, у родителей. Ты хочешь ему помочь – приехать с паяльником?
– Нет уж, уволь. Вальтер, не удивляйся, я ведь дизайнер, мне все эти штуки безумно интересны. И, конечно, то, что твой приятель не здесь, – он огляделся, – в этом красивом здании на Бонхеффервег, внушает оптимизм.
Вошел врач.
– Пациент просил вам передать, – он посмотрел на Лени, – что он категорически против того, чтобы его отсюда забирали. По его мнению, он не болен, он живет у Господа.
– С этим невозможно бороться. По крайней мере, на данном этапе. У нас даже нет определения – что же это, в конце концов?
– Это точно не относится к категории пропаганды. Новым направлением в музыке его тоже назвать нельзя, масштаб другой. Вряд ли бы мы с вами очутились в такой компании, чтобы просто послушать музыку. Какой бы расчудесной она ни была.
– Скажите, а насколько можно доверять источнику, откуда пришли эти записи?
– Их прислали с разницей в пять дней два агента, абсолютно не связанные между собой.
– Знаете, мне кажется, это близко к какому-то новому культу. Остается лишь надеяться, что это все-таки не будет так неотвратимо воздействовать и распространяться, как раннее христианство.
– Думаю, что по масштабу возможного влияния с этим сложно что-либо сопоставить в Новейшей истории.
– Мой вывод может звучать пессимистично, но, мне кажется, с этого момента Америка становится беззащитна перед Германией. Еще раз подчеркну: с этим невозможно бороться. Ни экономически, ни силой оружия. Если, конечно, не выжечь сразу всю Европу.
– Отнесем вашу последнюю реплику в разряд каламбуров. Прошу вас высказаться по возможным вариантам.
– Вариант только один – смириться. И как-то попытаться заставить эту силу надувать уже наши паруса. Это, конечно, чревато глобальным пересмотром геополитической доктрины, но лучше сделать это сейчас, а не повторять судьбу Римской империи.
– Не согласен категорически. Нужно просто немедленно уничтожить этот вирус в лаборатории, пока он еще не вырвался на свободу. Принимая вашу игру, говорю ясно и прямо: «Распни его!»
– О, пошла театральная постановка. Хорошенькую роль вы мне приготовили. То есть, я должен сейчас принять решение, как Понтий Пилат? Ок, если сильно не драматизировать, я бы предпочел второй вариант. Он более простой и предсказуемый. Нужно только понять, как его осуществить. Предлагаю обратиться к соседям. Я бы рекомендовал для консультаций одного из самых влиятельных людей в Англии, пусть вас не смутит то, что он не занимает сейчас никаких официальных постов. Поверьте, на это есть веские причины. У него весьма действенные и давние, с 1909 года, связи с МИ-6, назовем это так. Есть у него и еще один плюс – его боится Гитлер.
– Что значит – боится?
– Ну, чувствует в нем равного себе. Калибр европейских политиков для Гитлера мелковат, он заявляет это прямо – и словом, и делом. Вы, наверное, в курсе, что от него сбежал его бывший советник по работе с иностранной прессой, Путци Ханфштангль. Он сейчас залег на дно в Швейцарии. Мир тесен, я знаком с ним еще по Гарварду. Я его как-то привел к своему дяде Теодору, и он за вечер порвал на его «Стэнвее» шесть басовых струн.
– Вы с ним знакомы? По Гарварду? Так он что… работал на нас?
– Нет, Путци уехал в Германию еще в восемнадцатом, он наполовину немец. И искренне старался помочь становлению движения Гитлера. У него была идея фикс – сблизить свою страну с Америкой, и он пытался как-то влиять на ситуацию. Когда понял, что все идет кувырком, бежал. При необходимости, думаю, сможем его использовать как советника, – Джо, пометьте себе. Он уже успел нам кое-что сообщить, в том числе об одном любопытном эпизоде. Наш Большой Английский Друг, о котором сейчас идет речь, в апреле тридцать второго года прилетел в Мюнхен. Был разгар предвыборной кампании, его сын Рэндольф иногда даже летал вместе с Гитлером и его штабом по немецким городам. Шла операция «Гитлер над Германией», и с Путци они плотно общались. Они вдвоем и попытались подготовить встречу между папашей и Гитлером в отеле «Континенталь». Тогда некоторые силы в Англии зондировали вариант тройственного союза с Германией и Францией.
– И как прошла встреча?
– Гитлер испугался. Встреча не состоялась.
* * *– Доказательств мне можно никаких не высылать, мне достаточно вашей экспертной оценки. К тому же я уже наслышан об этом проекте.
После некоторой паузы он продолжил:
– У меня есть один безотказный рычаг воздействия на Гитлера. Пользуюсь я им по особым случаям, но, судя по всему, такой случай вновь настал.
Есть в Ми-6 некий Флеминг, пока еще не кадровый офицер, но у него определенно блестящее будущее. Я его хорошо знаю, мы дружили еще с его отцом. Так вот, у этого молодого Флеминга есть агент, которого он использует каким-то непостижимым образом и, по всей видимости, втемную. Зовут его Алистер Кроули, или «зверь 666». Основатель «Серебряной Звезды», глава германского Ордена восточных тамплиеров, влиятельнейшая фигура для всех эзотерических обществ Европы.
Гитлер – мистик, и не только мистик, он практикует и многие свои решения принимает в состоянии транса. Однако, на наше счастье, он умеет читать будущие события далеко не всегда, и уж тем более не каждый раз понимает, к какому именно периоду относятся его видения. Гитлер запретил все оккультные общества в Германии именно по той причине, что считает оккультизм действенным и эффективным.