Требовалось еще учесть и реакцию союзников. Накануне в ответ на предупреждение США о возможности нападения вооруженных судов, принадлежащих кубинским эмигрантам, на торговые корабли, следующие на Кубу, английское адмиралтейство заявило, что военно-морской флот Ее Величества будет защищать английские торговые суда, перевозящие грузы.
Президент колебался, он никак не мог принять решение… Советники отправились восвояси продолжать выработку предложений. Сам он намеревался следующим утром отправиться в Кливленд, где намечались предвыборные выступления. Не появись Кеннеди на митинге, мог возникнуть скандал, к событиям, происходящим вокруг Белого дома, привлеклось бы нежелательное внимание. Из Кливленда президент собирался перелететь на Западное побережье. Казалось, он хотел уйти от необходимости сиюминутного ответа, стремился дать выговориться, выпустить пар в свое отсутствие.
Вся пятница 19 октября прошла в спорах. Члены группы то сближались во мнениях, то взрывались непримиримыми противоречиями. Роберт Кеннеди, пытавшийся собрать их воедино, то и дело бегал к телефону, звонил брату.
Наконец назначили последний срок: в воскресенье президенту надлежит выступить перед нацией и сообщить о своем решении. Кеннеди понял, что пора возвращаться…
Пока шли споры, главнокомандующий Атлантическим флотом реализовывал полученную от министра обороны команду подготовиться к морской блокаде Кубы. Начались перемещения боевых кораблей, они стягивались к острову. Отец забеспокоился, не запоздали ли мы. Вдруг это преддверие так давно ожидаемого вторжения. С ракетами он активность на море не связывал. При чем здесь флот? Реакция в этом случае была бы совсем иной, публичной и резкой.
А вот на повторение усиленного варианта высадки на Плайя Хирон все походило чрезвычайно. Только под американским руководством и с участием морской пехоты США. Предпринять что-либо в ответ отец не мог. Оставалось ожидать развития событий и выражать свое отношение, — пользуюсь его словами, — протестами через печать.
Великобританию продолжала волновать судьба торговых судов в Карибском регионе. Соединенным Штатам сделали предупреждение: в случае, если они не в состоянии обеспечить безопасность судоходства, отряд кораблей королевских ВМФ, базирующихся в этой акватории, будет усилен до размеров, позволяющих обезопасить корабли от нападения «пиратов».
В субботу 20 октября группа советников, невыспавшаяся и неотдохнувшая, снова собралась в Государственном департаменте. И снова не удавалось прийти к согласованному решению.
Роберт Кеннеди, Макнамара, помощники президента упрочились на позиции блокады. В этом случае, по их мнению, хотя бы удается просчитать возможное развитие событий на пару шагов вперед.
Джон Кеннеди пообещал выехать немедленно. Пьер Сэлинджер объявил, что из-за легкой простуды Кеннеди прерывает свою поездку и возвращается в Вашингтон.
Пока президент находился в дороге, началась подготовка обеих акций. Макнамара позвонил в Министерство обороны и приказал привести в готовность к нанесению удара 4-ю эскадрилью тактической авиации. Одновременно Роберт Кеннеди, Макнамара и Дин Раек попытались составить текст правительственного заявления об установлении карантина, препятствующего поступлению наступательного вооружения на Кубу.
Джон Кеннеди вернулся в Белый дом днем 20 октября, без двадцати два. Пока он приводил себя в порядок, Роберт ввел его в курс дела. В 2.30 началось совещание. На нем присутствовали все члены Совета национальной безопасности и много привлеченных лиц. Круг посвященных расширялся. В соблюдении строгой секретности виделось все меньше и меньше смысла. Принятому сегодня решению завтра предстояло стать достоянием всего мира.
Рассматривались обе точки зрения. О блокаде говорил Макнамара, об атаке — военные. Страсти разгорелись с новой силой, кое-кто из комитета начальников штабов стал настаивать на использовании при подавлении ракетных установок ядерного оружия.
Эдлай Стивенсон, не принимавший участия в предыдущих дебатах, предложил дипломатическое решение вопроса: США убирают свои «Юпитеры» из Италии и Турции, а также эвакуируют базу из Гуантанамо; Советский Союз вывозит ракеты с Кубы. Со стороны военных последовал взрыв негодования, они сочли его идею не отвечающей духу нации. Кеннеди тоже посчитал такой шаг преждевременным, хотя сам уже не раз высказывался ранее о целесообразности ликвидации мозолящих глаза ракетных баз в Европе.
Совещание продолжалось два с половиной часа. В 5.10 президент, выслушав взаимоисключающие предложения, прервал его, сказав, что он должен подумать и вечером сообщит о своем решении. Они остались вдвоем с братом.
20 октября первый полк ракетной дивизии был приведен в боевую готовность, мог запустить свои баллистические ракеты по целям на территории США.
В тот день в Кремле жизнь шла по заранее намеченному на неделю плану. 20 октября отец принял поэта и главного редактора журнала «Новый мир» Александра Трифоновича Твардовского. Отец любил Твардовского-поэта. Его стихи, особенно «Теркин», своей крестьянской напевностью будили воспоминания детства, уводили далеко-далеко на Курщину, в родную Калиновку. Встреча прошла на дружеской ноте «Меня встретили с такой благосклонностью, как никогда раньше», — рассказывал впоследствии поэт.
Говорили о разном, о Сталине, об аресте Берии. Отец с похвалой отозвался о гражданском звучании стихотворения Евтушенко «Наследники Сталина» и посетовал, что не все члены Президиума ЦК с одобрением отнеслись к «Ивану Денисовичу» Александра Солженицына.
Но я вспомнил о встрече поэта с отцом по иной причине. В самом конце разговора Твардовский вдруг неожиданно попросил: «Нельзя ли отложить мою поездку в Америку. Я хочу кончить поэму, так сказать, на своем приусадебном участке поработать».
Его пригласил в США Кеннеди, планировалась встреча поэта с президентом, и освободить от высокой миссии Твардовского мог только отец.
Он не возражал: «Конечно. Конечно. Сейчас отношения с Америкой плохие. А вот весной поезжайте, они вас отлично примут».[82]
Отец имел в виду грядущие бури в ноябре и не подозревал, что шторм уже начался. Его фраза интересна и тем, что он не прогнозировал серьезную и длительную размолвку, к весне все должно успокоиться.
На другой стороне земного шара оптимизма и уверенности было куда меньше Братья Кеннеди никак не могли решить вторжение или блокада, блокада или вторжение. Наконец Джон Кеннеди высказался за блокаду. Но полной уверенности президент не ощущал. Он надумал еще раз проверить себя, в воскресное утро возобновилось обсуждение. В половине двенадцатого собрались в узком кругу. Кроме Джона и Роберта Кеннеди присутствовали Роберт Макнамара и Максуэл Тэйлор. Командующий тактической авиацией генерал Уолтер С. Суиней доложил свой план. Как и следовало ожидать, полной гарантии уничтожения ракетных стартов он не давал. Неожиданно ожившая установка могла выплюнуть мегатонный заряд по Нью-Йорку или Вашингтону.[83] Президент утвердился в правильности занятой им позиции.
Выступление перед страной перенесли на понедельник на 7 часов вечера. Требовался резерв времени не только на подготовку текста, но и на введение в курс дела партийных лидеров конгресса и хотя бы самых влиятельных союзников премьер-министра Великобритании Макмиллана и президента Франции де Голля.
Новость уже становилось почти невозможно удержать в тайне. Первые признаки утечки появились утром в понедельник «Вашингтон пост» опубликовала статью о необычной активности в Белом доме. По мнению автора, речь шла о Кубе, но он не исключал и Берлин.
Это сообщение не осталось незамеченным, на него сослались советские газеты. Получив доклад Громыко о беседе с президентом и описание драматического разговора с Дином Раском, отец еще больше обеспокоился.
Особенно сильные опасения отцу внушали продолжающиеся передвижения военных кораблей в Карибском море. Там сосредоточились огромные силы. В Белом доме шли непрерывные совещания. Явно
