Марсу. Сооружение получалось тяжелым, громоздким, и большинство специалистов сходились на том, что собирать его придется из частей, доставляемых ракетами на орбиту Земли. Челомей слыл первым приверженцем космической сборки.
Сергей Павлович, как выяснилось, придерживался противоположной точки зрения.
— Володя ошибается, — продолжил прерванную мысль Сергей Павлович, — встреча на орбите — удел следующих поколений. Чтобы там ни обещали наши управленцы… А поэтому ваша «пятисотка», брауновский «Сатурн», все эти ракеты с навесными боковыми баками — тупик. Деньги улетучатся, а вы уткнетесь в стену… «Сатурн» приблизился к ней вплотную. Он подошел к пределу по прочности. Три тысячи тонн! Ну еще тысяча, две, от силы — три и… конец! Оболочка не выдержит, ракета сложится в гармошку.
— Все будем собирать на Земле, — вернулся он к исходной мысли, — и, не мудрствуя лукаво, забрасывать в космос. Тогда не придется заниматься бесконечными поисками запропастившихся блоков, сборкой их в совершенно непригодных для работы условиях. Я уже не говорю об испытаниях. А если что откажет?
Наступила пауза.
— Нам придется в ближайшие годы, — начал было Королев и снова замолчал: казалось, он что-то прикидывает. — Не нам, а вам, — поправился он, — решать проблемы вывода на орбиту сотен и даже тысяч тонн. Тут потребуются совсем иные ракеты. От старой схемы придется отказываться, она себя исчерпала. Поэтому в Н-1 мы предложили совсем иной, новый принцип — корабельный.
В разговоре с отцом Королев настолько не углублялся. Почему он решил вдруг выговориться передо мной, человеком молодым и не годящимся в судьи? Скорее всего ему хотелось отвлечься от недавнего неприятного разговора.
— Конструкция становится модульной, — повторил он, — тут мы немного проигрываем на шаровых баках. Зато предложенная форма позволяет преодолеть ограничения по прочности и строить космические ракеты практически неограниченных размеров. Браун остановится, а мы пойдем дальше.
— Единственно правильное: собирать ракеты на месте, как морские корабли. Остальные варианты не имеют будущего. Особенно традиционные. Для сегодняшней Н-1 они еще проходят, а в будущем носители вообще станет невозможным транспортировать, не поможет никакой корабль, баржа, а тем более самолет. Ведь речь пойдет о многих сотнях тонн и диаметрах во многие десятки метров.
Я слушал как зачарованный. Сергей Павлович заразил меня своим энтузиазмом, грандиозностью замысла. С таким полетом фантазии я не сталкивался даже при разговорах с Челомеем, а он любил и умел мечтать.
Точнее, это была не фантазия, а план действий. В тоне Королева не было ни тени сомнения. Его слова, казалось, опирались на прочный фундамент.
— Да, корабли… — интонация голоса Сергея Павловича приобрела незнакомый, почти сентиментальный оттенок, — их строят на стапелях и отправляют в плавание. Так будем поступать и мы: варить баки, собирать ракету прямо на старте, там же испытывать и запускать. Иначе не получится. Сегодняшнюю Н-1 еще можно с трудом передвинуть с места на место, следующая будет в семь тысяч тонн. А там двенадцать, за ней восемнадцать тысяч тонн.
— Представляешь, ракета размером с крейсер, восемнадцать тысяч тонн, — Сергей Павлович, казалось, ее ощущал, видел возвышающуюся на стапеле-старте громаду, — а вы собираетесь играть в жмурки в космосе.
Что и говорить, проект захватывал, но я не мог согласиться с Сергеем Павловичем, что встреча на орбите — это химера. Тут он ошибался. Я попытался объясниться, рассказать о полученных нами результатах. Мне стало обидно за столь пренебрежительный отзыв о специалистах по системам управления.
Королев выговорился и потерял ко мне интерес.
Откуда-то сверху явственно доносился звук неспешных шагов. Видимо, отец спускался по лестнице. Он заглянул в комнату.
— Вот вы где, — проговорил отец так, будто разыскивал нас по всему дому. На лице его светилась улыбка, он явно не намеревался продолжать неприятные объяснения.
— Пошли попросим чаю, — обратился отец к Королеву и, спохватившись, добавил: — А где Глушко?
— Вышел погулять, — поспешил я внести ясность.
— Найди его и приведи на веранду пить чай. И сам приходи, — распорядился отец, увлекая Королева за собой.
Валентина Петровича я нашел в лесу. Он сидел на лавочке и наслаждался тишиной. Я окликнул его, и мы поспешили к столу.
Чаепитие прошло мирно. Ничто не нарушало благолепия тихого теплого летнего вечера.
Больше отец их мирить не пытался.
Я рассказал Челомею о сомнениях, высказанных Королевым. Вдруг он прав, мы что-то недоучитываем. Челомей считал, что именно мы на правильном пути.
Что же до стапельной идеи Королева, то он просто пришел в ужас. Собирать этаких монстров в полигонных условиях, по его мнению, чистое безумие. Сегодня, благодаря возможности отработки на стендах отдельных модулей, сделанных в заводских условиях, еще удается как-то уложиться в приемлемые сроки испытаний. Ухватиться же за нужную ниточку, когда все завяжется в единый клубок, станет несравненно сложнее, отработка из-за все новых, не повторяющихся в своем разнообразии отказов безнадежно затянется. Все это будет гораздо сложнее, чем стыковка в космосе, где не две пылинки, бесцельно тычась, ищут друг друга, а точнейший наземный комплекс ведет космические аппараты.
Челомей соглашался с Королевым: традиционная конструкция с одним центральным и несколькими навесными баками приближается к пределу прочности. Но это — полторы сотни тонн на орбите. Из таких «кирпичиков» можно построить любой дом, только каждому модулю необходимо придать свою функцию и снабдить его разумным минимумом стыковочных узлов.
Наращивая стартовый вес, Королев, по мнению Челомея, попадал в замкнутый круг. Конструкцию ракеты неизбежно придется делать все прочнее, отнимая все больше веса у полезной нагрузки. В результате ракета полнеет, а космический корабль худеет. Нетрудно подсчитать, когда увеличение стартового веса не только не приведет к увеличению полезной нагрузки, а, наоборот, вызовет ее уменьшение.
Я остановился на этих технических деталях, потому что вокруг именно этого противоречия завязался тугой узел.
Наверху, в первую очередь Устинов и Брежнев, поддержат Королева. Н-1 победит…
Сейчас мы знаем, что в королёвском КБ активно прорабатывали проблему сборки на орбите. В одном из вариантов даже предполагалось лунный корабль выводить в космос по частям, сводить и состыковывать модули, а потом уже лететь дальше. Пытался ли Сергей Павлович ввести меня в заблуждение? Нет, конечно, я ничего не решал — так, мелкая сошка. Скорее всего он говорил, что думал, а то, что в отделах его конструкторского бюро рассматривались и другие варианты, это нормально. Надо проверить все возможности, с тем чтобы одни отвергнуть, а другим дать путевку в жизнь. Со своими он не позволял себе откровенничать, какой смысл расхолаживать коллектив? Люди обязаны верить в то, что делают, даже если им поручено разрабатывать «тупиковый» вариант. Со мной же он позволил себе расслабиться, сказал, что думал.
Переговоры о запрещении испытаний ядерного оружия вступили в заключительную фазу. Казалось, обе стороны наиспытывались вдоволь, убедились в пагубности этого дела, решились остановиться. После завершения двух наших серий взрывов в атмосфере и американских экспериментов с ядерным оружием в космосе все амбиции были удовлетворены, военные обеспечены всем необходимым на годы вперед, но в последний момент каждый раз что-то мешало, уже согласованная договоренность готова была рассыпаться.
К новому, 1963 году пришли с оптимизмом: подписания соглашения ожидали со дня на день.
В своем интервью газете «Дейли Экспресс», опубликованном 1 января, отец продемонстрировал
