Западноевропейская поэзия XX века

Я многое видал! И пляшущих пастушек,
И в небе радугу, и ливни из лягушек.

И только одного не видел, господа, —
Я шляпу полную не видел никогда.

ХОРОВОД Перевод Ю. Стефанова

Если бы девушки всей земли руку
друг дружке дали, вокруг океана
тогда б они веселый танец сплясали.

Если бы парни всей земли захотели
стать моряками, над океаном они б навели
мост своими руками.

Если бы люди всей земли решили
за руки взяться, вокруг всей земли до упаду б
могли все в хороводе мчаться.

ШАРЛЬ ПЕГИ

Шарль Пеги (1873–1914). — Сын столяра, окончил лицей в родном Орлеане. В юности активный участник социалистического движения, блестящий публицист («О социалистическом городе», 1897). В 1908 г. обращается к католицизму; патриотические мотивы его поэзии, воспоминания о героическом прошлом Франции обретают молитвенный характер, облекаются в форму «мистерий» («Мистерия милосердия Жанны д’Арк», 1911; «Мистерия невинно убиенных младенцев», 1912). Завораживающая монотонность стиха, звучащего как литургическое песнопение, бесхитростность образов, с незначительными изменениями переходящих из строки в строку, бесконечные вариации двух-трех основных тем характеризуют сборники «Ковер св. Женевьевы и Жанны д’Арк», 1912; «Ковер богоматери», 1913; «Ковер Евы», 1913. 5 сентября 1914 г. Пеги погиб в битве на Марне.

ПАРИЖ — ВОЕННЫЙ КОРАБЛЬ Перевод А. Кочеткова

Двойной корабль войны вдоль стройных колоннад.
Когда-то в сто бойниц гора сторожевая,
Теперь — большой завод, живая кладовая,
Под вой зеленых жерл скопившая свой клад.

Отцы тебе несли горячих песен ад,
Ты щедро расцветал, их жизни выпивая,
Когда на гордый бак, гремя, скакала стая
Визгливых штуцеров и гулких каронад[194].

Но мы тебе несем с последним приговором
Сердца, раскрытые всем бедам и ветрам,
Сердца, взалкавшие по всем морским просторам.

Последние бойцы угасших орифламм[195],
Зеленых демонов, оскаленных дозором,
Мы весело сожмем подножье Нотр-Дам.

ПАРИЖ — ГРУЗОВОЙ КОРАБЛЬ Перевод А. Кочеткова

Двойной бездонный трюм на двух уступах Сены,
Фрахтовщик пурпура и драгоценных мирр,
Корабль, грузивший хлеб и правосудный мир,
Гордыню терпкую и кроткий дух вербены, —

Ты скорбью отягчен, как золотом Офир[196];
Страданьями отцов тяжки твои накрени.
Раздутей нет боков над чашей водной пены
Перегрузил нутро тысячелетний пир.

Но мы тебе несем, вослед угасшей вере,