Западноевропейская поэзия XX века

На пути к смерти
Моя мать повстречала громадный торос|
Мать хотела шепнуть…
Но было уж поздно;
Громадный ватный торос.

Мать взглянула на нас — на меня и на брата — И заплакала.
Мы сказали ей — совершенно нелепая ложь, —
что мы всё хорошо понимаем.
И она улыбнулась прелестной, совсем юной улыбкой,
Улыбкой, в которой была она вся, —
Такой милой улыбкой, почти шаловливой;
Потом ее скрыла Тьма.

СТАРОСТЬ Перевод В. Козового

Вечера! Вечера! Сколько их — за единое утро в отместку!
Разбросанные островки, обломки, тающие угольки…
Ложишься скопом в постель — распад неотвратимый!

Старость, старость, воспоминанья: арены тоски!
Ненужные снасти, неспешная разборка!
Итак, нас уже выпроваживают!
Взашей! Взашей толкают!
Свинец падения, туманы позади…
И бледная струя несбывшегося Знания.

МОРЕ Перевод М. Кудинова

Бесконечное море — вот что мне дорого, вот что я знаю.
В двадцать два года я город покинул и стал моряком.
На палубе, в трюме — повсюду кипела работа.
Я был удивлен.
Мне раньше казалось, что на корабле
Только смотрят на море. Все время смотрят на море.
Началась безработица, и моряки с кораблей уходили.
Я тоже ушел.
Ничего не сказал я: во мне было море и вечно вокруг меня море.
Да! Но какое?
На это мне было бы трудно ответить.

ЖАК ОДИБЕРТИ

Жак Одиберти (1899–1965). — Поэт, романист и драматург. Его жворчество, включающее в себя все богатство поэтических жанров — от филоеофеко-эпической поэмы до простой лирической песенки, — это неистощимый каскад ритмов, размеров, синтаксических и фонетических находок, фейерверк бесконечно разнообразных, но подчас лишенных глубины образов. Основные сборники: «Род людской» (1937), «Бочки семян» (1941), «Новое начало» (1942).

«Стена изогнута, как подсказала карта…» Перевод Э. Ананиашвили

Cтeнa изогнута, как подсказала карта, —
По замыслу Вобана[229] или Бонапарта.
В ограде — замок, храм, дома и с двух сторон
Две башни. С насыпи, врисованный, как в фон,
В сияющую гладь марины[230] монотонной —
В обманчивую синь над чашею бездонной,
Наш город кажется мне золотой горой,
И башни — символами мощи, а порой
Лишь парой костылей существ не нашей стати…
Одна ведет на штурм воинственные рати,
Другая тихий звон в горячий полдень шлет,
Вся — скованный порыв, окаменевший взлет
В зенит, за облака, в надмирное сверканье.
Так рвется город вверх и вдаль — хоть в эти зданья
Внесли свой промысел и стряпчий и мясник…

Но как над башней зонт смоковницы возник?