А в бузине — сова,Страх, сердце сжав, ждет чаши круговой,Скорби, как искры, вверх летят, и стонетРождественский огонь:Есть повесть, и единственная повесть.Представь богиню милостивой, мягкой,Но не забудь цветы,Что в октябре топтал свирепый вепрь.Белым, как пена, лбом она манила,Глаз голубым безумьем,Но все сбылось, что ею обещалось.
Ее оскорбляют хитрец и святой,Когда середине верны золотой.Но мы, неразумные, ищем ееВ далеких краях, где жилище ее.Как эхо мы ищем ее, как мираж —Превыше всего этот замысел наш.Мы ищем достоинство в том, чтоб уйти,Чтоб выгода догм нас не сбила с пути.Проходим мы там, где вулканы и льды,И там, где ее исчезают следы,Мы грезим, придя к неприступной скале,О белом ее прокаженном челе,Глазах голубых и вишневых губах,Медовых — до бедер — ее волосах.Броженье весны в неокрепшем росткеОна завершит, словно мать, в лепестке.Ей птицы поют о весенней поре.Но даже в суровом седом ноябреМы жаждем увидеть среди темнотыЖивое свеченье ее наготы.Жестокость забыта, коварство не в счет,Не знаем, где молния жизнь пресечет.
ДИКИЙ ЦИКЛАМЕН
Перевод А. Сергеева
Спросила тихо: — Чем тебе помочь? —Я дал ей лист бумаги: — Нарисуй цветок!И, закусив губу, она склонилась —О, этот смуглый лоб! — над белою бумагойИ мне нарисовала дикий цикламен,Майоркский, наш (сейчас еще зима),Чрезмерно пышный, — и с улыбкойПустила мне по воздуху рисунок:— Не получилось! — Я же ощутил,Что комнату заполнил запах цикламена.Она ушла. Я спохватился вдруг,Что я хочу ее улыбкой улыбнутьсяИ, как она, сверкнуть глазами… тщетно!Тут я забылся: у меня был жар,И врач ее впускал на пять минут.
РУБИН И АМЕТИСТ
Перевод А. Сергеева
Их две: одна добрее хлеба,Верна упрямцу-мужу,Другая мирры благовонней,Верна одной себе.Их две: одна добрее хлебаИ не нарушит клятвы,Другая мирры благовоннейИ клятвы не дает.
