Не сохранилось сведений, сколько работал над находкой директор музея. Думаю, что он торопился, так как очень хотел поскорее показать своим землякам ископаемое чудище, что жило на месте заволжских степей 150 миллионов лет тому назад. И потому можно предположить, что где-то в конце 1933 года в одной из комнат музея, находившегося в захолустном городишке Саратовского края, был выставлен для обозрения экспонат, каких в то время не только нигде в нашей стране больше не было, но какие и в мире-то насчитывались единицами и украшали лучшие научные паноптикумы Западной Европы и Америки!
Позже Константин Иванович передал скелет плиозавра в Палеонтологический институт Академии наук СССР, в Москву. Там его описал Н. И. Новожилов, дав ящеру имя Стронгилокротафус иргизенсис, что значит «извлеченный из закругленной могилы, найденный в бассейне реки Большой Иргиз». Думается, что вместо слова «иргизенсис» в названии плиозавра справедливее выглядело бы другое — «журавлеви», как память о нашем земляке, человеке замечательном во многих отношениях. Не будь его, мы скорее всего никогда ничего не узнали бы ни об этом ящере, ни о многих других существах, обитавших в наших краях в конце юрского периода…Ты меня извини, капитан, но свой рассказ я закончу не победными восклицательными знаками. И пусть это заставит тебя задуматься.
Спустя десять лет, во время которых Константин Иванович и обученные им рабочие рудника спасли от неминуемой гибели остатки двух десятков морских чудовищ, началась война. Потом Журавлев тяжело заболел и в возрасте всего 49 лет умер. Рудник после войны работал еще 11 лет. В поселке тогда появились добротные дома и асфальт, на шахтах — отбойные молотки, мощные моторы, электрический свет, при котором легче было бы заметить остатки древних животных в слоях породы. Но за все 11 лет, во время которых Журавлев уже не мог появляться в Горном, там не было сделано ни одной находки. А ведь там добывался тот же сланец, по-прежнему содержавший кости ископаемых ящеров! Сколько же скелетов ихтиозавров, плиозавров, плезиозавров было разбито и по кускам выброшено за это время вместе с пустой породой? И еще, быть может, таких древних существ, которых никто не видел, а возможно, теперь и никогда не увидит?..
Между прочим, ни в одном музее нашей области так до сих пор и нет экспоната, равного «плиозавру Журавлева»…
Никто не интересовался жителями последнего юрского моря и на Озинском сланцевом руднике, работавшем примерно в то же время и разрабатывавшем такие же пласты «горючего камня». Приехавший туда как-то известный московский палеонтолог А. К. Рождественский нашел в отвалах часть черепа. Судя по ней, ящер мог раза в три превосходить того, которого спас в Горном К.И. Журавлев, а может быть, и оказался бы самым крупным из тех, чьи остатки когда-либо людям приходилось находить и в других местах. Однако, как удалось выяснить ученому, незадолго до его приезда остальные части скелета гигантской рептилии были разбиты и за ненадобностью выброшены в отвалы, где и исчезли навсегда под слоями глины…
Не кажется ли тебе, капитан, что будь на Озинском руднике «свой Журавлев», этой печальной истории не случилось бы, а уникальная находка не только прославила бы на весь мир недра нашей Саратовской земли, но и открыла бы нам еще одну из тайн истории нашей планеты?
БИОГРАФИЯ ВОЛЖСКОГО МОРЯ
…Это удивительно увлекательное занятие. Человек, серьезно занявшийся геологическими исследованиями, может провести за ними много лучших часов своей жизни, пережить прекрасное чувство открытия нового.
Еще раз посмотри на кусок горючего сланца, капитан! Его слои говорят нам не только о регулярной смене сезонов и климатов. Они подсказывают, что вода у дна Волжского моря в начале его биографии подолгу была неподвижной. В беспокойной «каменный календарь» не сложился бы. Возможно, от волнения воду удерживали густые заросли морских трав. И еще слои намекают на то, что на дне моря никто не жил. Будь там раки, черви, моллюски, они все время перемешивали бы ил, ползая в нем, копая норки, поедая остатки растений и животных. Будь там морские лилии, кораллы, морские ежи — они бы тоже что-то оставили в память о себе. На пластиночках породы видны остатки только тех существ, которые жили над дном, в толще воды — раковины аммонитов, ростры белемнитов, створки ауцелл («похожи на птичьи клювы») и трубочки морских червей, прикреплявшихся к водорослям. Изредка в слоях сланцев попадаются остатки рыб. Вероятно, на дне Волжского моря иногда основательно не хватало кислорода.
Толща воды, полная жизни… Неподвижная вода у дна… Безжизненное дно… Вот почему сланцы — «музей морских ящеров»!
Тела «владык Волжского моря», опускавшиеся в ил, никто не грыз, не растаскивал по частям. Вещество их костей, не успев разрушиться, окаменевало, пропитываясь минеральными веществами. Нередко вокруг них нарастал слой прочной известковистой породы, образуя «саркофаг».
Таким было Волжское море в начале своей биографии, когда, сменив отступившее Кимериджское, оно разлилась по Русской платформе. Захватив почти такую же площадь, как и его предшественники, этот бассейн был довольно мелким. Даже вдали от берегов глубины в нем не превышали нескольких десятков метров. В наших краях соленые воды тогда затопили только Заволжье. Правобережная часть области находилась на краю огромного Воронежского полуострова.
Но на втором миллионе лет своей жизни последнее море юрского периода сильно изменилось. Убедиться в этом мы можем, пройдя от террикона старой шахты километра два на восток.
…Каменный карьер. Он вскрывает земные слои, лежащие выше пластов горючих сланцев и битуминозных глин, которые когда-то разрабатывались в шахтах Горного. И уже издали видно, что породы тут другие. Они — светлее по окраске. А подойдя ближе, можно узнать, что стенки выработок сложены глинистыми известняками — мергелями и известковистыми песчаниками. В некоторых слоях тут множество обломков игл и кусочков панцирей морских ежей, похожих на крохотные звездочки члеников стеблей морских лилий. Встречаются здесь и раковинки плеченогих — ринхонелл («птичьих клювов»), и «доспехи» крупных двустворчаток — ктеностреонов («бороздчатых гребней»).
Думаю, что ты и сам уже догадался, что произошло с Волжским морем во второй части его жизни. В нем стали появляться течения, приносившие не только глину, но и мелкие песчинки от каких-то не очень далеких берегов. Вода у дна насытилась кислородом, и на поверхности ила появилось многочисленное население. Еще богаче, надо думать, стала жизнь и в ее верхних слоях. Там размножились «производители кальцита», крохотные водоросли и одноклеточные животные с микроскопическими раковинками. Немало было в толще воды и белемнитов, и новых аммонитов-виргатитов, названных так за то, что их раковины покрывали изогнутые ребрышки, ветвившиеся как побеги растений («вирга» — ветка). Некоторые из этих головоногих достигали размеров колеса легкового автомобиля!
Жили в «проветрившемся», а может быть, и чуть углубившемся Волжском море и ящеры. Однако им стало много труднее «увековечиваться» в донном иле. К их телам, попадавшим туда, сразу же проявляли интерес многочисленные донные рыбы, моллюски, раки, черви.
Однако в 1978 году двум школьникам — Федору Сангину и Виктору Еремину — повезло. Не случайно, а потому что они часто ходили в карьеры, собирали окаменелости, присматривались к слоям разрабатываемых пород. И вот однажды на их глазах бульдозер выворотил в забое крупную глыбу, на сколе которой видны были кости. Свою находку ребята передали в Саратовский университет. В ходе очистки ее от пустой породы,
