единственным оружием в этом деле. Особенно, если вам с Рэйфом понадобится время разобраться с этим заслоном.
— Такая мысль уже приходила нам в голову.
— Итак, у нас обеих много работы. А Рэйфу придется пройти ускоренный курс «Как быть экстрасенсом».
Изабелл вздохнула:
— Ну, после нашей с ним небольшой дискуссии, Рэйф возможно уже особой готовности к обучению не испытывает, что бы он там ни говорил. Мне и экстра-чувств не надо, чтобы понять, что я его не обрадовала.
— Если придется, я скажу это еще раз. Тактичность — не твоя сильная сторона, подруга.
— А все потому, что я платиновая блондинка почти шести футов ростом, — сухо отозвалась Изабелл. — Это как быть неоновой вывеской в человеческом представлении, по крайней мере, в соответствии со словами психотерапевтов.
— Потому что ты никогда не могла физически раствориться в толпе…
— Вот именно. А другая причина в том, что, используя твое выражение, я вечно бросаюсь в лобовую атаку на проблемы. Обычно. Такое ощущение, что все за мной наблюдают, а раз так, то я могла бы дать им на что посмотреть. На самом деле у меня было немного возможностей попрактиковаться в тактичности.
— Заметно.
— Да, я это понимаю.
— М-м-м. В любом случае, у меня есть сильное подозрение, что Рэйф встретит тебя на полпути, даже если в данный момент он злится. Но только на полпути. Ты же психолог-криминалист, так подумай вот над чем: что в тебе есть такого, что нужно Рэйфу для достижения его собственного равновесия и наоборот? И речь не об этой загораживающей штуке. Эмоционально. Психологически.
— И ты, очевидно, считаешь, что ответ тебе известен.
— Да, я так считаю. И я также думаю, что вы оба должны вычислить это сами.
— Господи Иисусе. Ты действительно начинаешь говорить как Бишоп.
Холлис немного подумала, затем поблагодарила:
— Спасибо.
Покачивая головой, Изабелл посмотрела на свои часы и поднялась со стола:
— Я забираю Рэйфа на его… лакмусовый экстрасенсорный тест.
— Передавай привет от меня.
— Передам. А пока суд да дело, расследование необходимо сосредоточить на поисках той коробки с фотографиями и пропавших женщин и попытках вычислить этого ублюдка, прежде чем он убьет еще одну женщину. Другими словами, всё то же самое.
Холлис кивнула, а потом вспомнила:
— Сегодня утром ты спрашивала Джинни МакБрайер, хорошо ли она себя чувствует.
— Да.
— Ты увидела «фонарь», не так ли? Не смотря на ее попытки скрыть его, со временем он становится все более заметным.
Изабелл вздохнула:
— Она отлично поработала с косметикой, что заставляет меня предположить, что это не первый подбитый глаз, который ей пришлось прятать. Что тебе известно о ее личной жизни?
— Я как-то по случаю спрашивала Мэллори. Джинни все еще живет дома с родителями. Она пытается выплатить ссуду за колледж и отложить на собственное жилье.
— Бойфренд?
— Мэллори не знает. Но я могу спросить саму Джинни. Я не особенно застенчива.
— Это я заметила, — Изабелл подумала над ее предложением и кивнула. — Если тебе подвернется возможность, давай. Она может решить, что мы лезем не в свое дело, но в этом городе и так сильная напряженность, и пограничные ситуации могут очень быстро дойти до крайности.
— Ситуация с жестоким бойфрендом или родителем может стать еще хуже.
— Намного хуже. К тому же, у нее, как у молодого офицера, и так полно забот, особенно сейчас, а стресс вызывает у людей разные реакции. Как и все мы, она забирает свой пистолет домой.
— О, черт, Я об этом даже не подумала.
— Будем надеяться, что и она тоже.
— Ну как, все еще злишься на меня? — спросила Рэйфа Изабелл, когда они сели в машину, арендованную ею и Холлис.
— Я на тебя не злился.
— Нет? Тогда, полагаю, по конференц-залу, несмотря на все эти стены, прошел холодный арктический фронт. Я чуть обморожение не получила. Удивительно.
— Знаешь, — признался он, когда она завела мотор, — я не встречал ни одного человека с такой же манерой вести беседу как у тебя.
— Единственная и неповторимая, заменители не принимаются.
Он посмотрел на нее, подняв бровь:
— Куда мы едем?
— На запад. В тот маленький мотель на окраине города.
— Отлично. Единственный мотель в Гастингсе с почасовой оплатой.
— О, сомневаюсь, что кто-нибудь обратит внимание, что мы туда направляемся, если ты об этом беспокоишься. Я прошла начальный курс невидимок в Бюро.
У Рэйфа дернулся рот:
— К тому же ты играешь нечестно.
— Ну, по крайней мере, у нас обоих есть свои маленькие фокусы. Ты можешь поцеловать меня так, что у меня колени задрожат, а я могу тебя рассмешить, даже если ты взбешен.
Он засмеялся, однако уточнил:
— Я не был взбешен. Просто… раздражен. Ты очень трудная женщина, на случай, если тебе еще об этом не говорили.
— Говорили, между прочим. Не похоже, чтобы эта информация мне помогла. Извини.
Он немного повернулся на своем сидении, чтобы смотреть на нее, пока она ведет машину, но только через несколько минут произнес:
— Дрожащие колени, да?
— Ой, вот только не говори, что не знал.
— Я знал, что кое-какой эффект был. И только по этой причине не распсиховался в конференц-зале, когда ты так усердно от всего открещивалась.
— Полагалось, что ты этого не заметишь. Холлис говорит, что я не очень хорошо справляюсь с деликатными вопросами.
— Ты с ними вообще не справляешься.
— Тогда я и пытаться перестану, верно?
Он ухмыльнулся:
— Так значит, у тебя есть несколько кнопок.
Изабелл взяла себя в руки. Или попыталась.
— Вероятно. Видишь ли, постоянно слышать, какая ты грубая, — сомнительное удовольствие. Я почти шестифутовая блондинка, что делает меня по-настоящему заметной, я ясновидящая без защитного щита (обычно) — все это делает меня многоваттным приемником для поразительного количества мелочей, которые имеют тенденцию впиваться в меня как пули, а теперь я выясняю, что с тем же успехом могла ходить «душа на распашку». Можешь поискать мой портрет в словаре в статье «очевидный».
— Ты действительно хорошо защищаешься.
— Ой, заткнись.
Рэйф тихонько рассмеялся:
— Ты почувствуешь себя намного лучше, когда просто признаешь это, сама знаешь, так и будет.
