— Где ты жила, Кристина?
— У моего отца была ферма возле Люка в Галиции. Я видела его в последний раз в 1939 году. У меня больше нет дома.
Американец прервал нас, чтобы обсудить вопрос о ближайших планах. Ночь наступает, заметил он, разумно считая, что нужно идти вверх к северу вдоль реки, пока не найдем место, благоприятное для переправы завтра рано утром. По его мнению, было бы неразумно вновь окунаться в воду сегодня вечером. По крайней мере, мы спали бы в сухой одежде.
Все согласились с этим. Мы прошли шесть или семь километров вдоль реки, окаймленной деревьями. Я несколько раз заметил, что Кристина смотрела на Смита. Она с ним не разговаривала. Я думаю, что девушка чувствовала: этот спокойный и задумчивый человек — единственное препятствие для нахождения ее среди нас. Мы, поляки, разговаривали с ней. Смит ничего не говорил.
Была уже глубокая ночь, когда мы разыскали место для ночлега. Соорудили укрытие у ствола свалившегося дерева. Затем разостлали мешки для нашего новобранца. Совершенно доверчивая, она свернулась клубочком между нами и заснула. Наш сон был более прерывистым, чем ее, потому что мы, как обычно, караулили по очереди. Она спала без просыпу, как уставший и забывшийся от холода ребенок. Она еще спала, когда с первым лучом солнца Смит дотронулся до моего плеча, и знаком показал мне отойти с ним в сторонку.
Он сразу приступил к сути:
— Что будем делать с ней, Слав?
Я ждал этого вопроса, но не знал, что ответить.
— Надо бы спросить об ее планах.
Это был уход от проблемы, и я прекрасно осознавал это. Краем глаза я заметил Маковски, который разговаривал с Палушовичем. Они шли в нашем направлении. Колеменос шел за ними. Через минуту двое остальных тоже вышли из укрытия, чтобы присоединиться к нам.
— Отлично, — сказал американец, — у нас пленарное заседание.
Мы, конечно, посовещались, но не решили основной проблемы. Возьмем ли мы девушку с собой? Основной вопрос был в этом. Заключение нашего разговора было таково, что мы поговорим с Кристиной и примем дальнейшее решение.
Мы мягко разбудили ее. Она зевнула, потянулась. Села и, улыбаясь, посмотрела на нас, по- настоящему счастливая тем, кого видит. Мы ответили ей той же монетой за нашими бородами, плененные этой очаровательной улыбкой. Затем собрали немного еды и поели в тишине, пока поднималось солнце. Палушович немного принужденно откашлялся и спросил Кристину, как она дошла до того места, где мы ее нашли, и куда она направлялась.
— Я попыталась дойти до Иркутска, — объяснила она. — Водитель грузовика подвез меня на несколько десятков километров. Он пожалел меня и сказал, что если я пойду на товарную станцию, смогу, может быть, незаметно пробраться на поезд, идущий на запад. Он высадил меня в нескольких километрах отсюда, и я попыталась обогнуть город.
Она уставилась на американца. Он мрачно ответил ей взглядом. Она поднесла пальцы к прядям волос, высовывавшимся из-под шапки, и поправила их женским движением, трогательным и пленительным одновременно.
— Я думаю, что мне нужно рассказать вам про свою историю.
Мы согласно кивнули.
Это была вариация на тему, которую мы хорошо знали. Лагеря для заключенных были переполнены людьми, которые прошли через аналогичные испытания. Различие было лишь в местностях и деталях, но ужас и глубокое отчаяние были для них общими элементами и имели одинаковые причины возникновения.
После I мировой войны в период передела территорий Центральной Европы отец Кристины получил земли на Украине в награду за его действия во время конфликта. Он сражался против большевиков и генерал Пилсудский видел в этом способ конкретным образом засвидетельствовать ему благодарность Польши. Девушка была единственным ребенком. Родители Кристины, упорные труженики, хотели, чтобы их дочь пользовалась всеми благами, которые они могли ей дать. В 1939 году она ходила в лицей Люка и семья Поланска была довольна ее успехами.
Затем наступил сентябрь 1939 года. Русские начали движение. До украинских крестьян дошла новость о скором прибытии “освободителей” — Красной Армии. Тайное коммунистическое движение подготовилось. Хватило нескольких горячих речей на тему об изгнании иностранных собственников и возвращении земли трудящимся, чтобы превратить украинское крестьянство в толпу убийц. Поланска поняли, что их положение безнадежно. Они знали, что чернь возьмется и за них. Они спрятали Кристину в чердаке и ждали. “Что бы ни случилось, — посоветовала ей мать, — не выходи отсюда до тех пор, пока мы не придем за тобой”.
Она слышала, как нагрянули мятежники, их вопли, как удары топоров и дубин обрушивались с разрушительным исступлением на имущество в пристройках фермы. Ей показалось, что она услышала голоса людей из соседней деревни. Во дворе старший Поланска окликал по именам тех, кого он знал. Сидя на чердаке, несчастный ребенок отчетливо различал его мольбы: “Берите все, что хотите, только не разрушайте наш дом...”. Последовали одна-две минуты тишины. Затем поднялся угрожающий ропот: грабители объединились и пошли толпой на Поланска и его жилище. Кристина не слышала голоса матери, но она была уверена, что та была рядом с отцом. Кто-то начал выступать перед толпой с жестокой и злобной речью. Она услышала еще раз отцовский голос, но его вскоре заглушил грубый вопль. Ее мать пронзительно закричала, затем Кристина, дрожа и стоная, заткнула уши.
Она оставалась в укрытии, как ей показалось, в течение нескольких часов, хотя теперь она считала, что, вероятнее всего, это не длилось так долго. Все ушли. В доме было совершенно тихо. Прислуга сбежала накануне. Ни отец, ни мать не пришли за ней. Может быть, жители деревни увели их с собой. Она спустилась, потом вышла во двор. Ее родители безжизненно лежали сбоку дома. Она подошла и в последний раз рассмотрела их. Их избили, потом задушили колючей проволокой.
Я внимательно рассмотрел ее мертвенно-бледное лицо, пока она рассказывала нам об ужасе, случившемся в это прекрасное сентябрьское утро. Она говорила отсутствующим голосом без особой выразительности, как человек, все еще пребывающий под влиянием глубокого шока.
— Я вернулась вовнутрь, собрала кое-что из съестных припасов, завернула их в тряпку и ушла.
Она не помнила о подробностях последующих дней. В деревнях, через которые она проходила, сочувствующие люди давали ей ночлег и приют. У нее была навязчивая мысль: не попадаться в руки русским. Ирония судьбы — ее схватили тогда, когда она переходила границу, даже не зная, что была так близка к цели. Красная Армия привлекла ее к гражданскому суду, который быстро приговорил ее к депортации в Западную Сибирь в качестве работницы колхоза в районе Енисея.
Она рассказала нам более подробно о жизни в советском коллективном хозяйстве. Это испытание было недавним, и поэтому она помнила об этом более ясно. Большинство русских работниц были грудастые, коренастые и крепкие женщины. Кристина была единственной полячкой. На третий день после прибытия ее отправили молотить зерно и таскать огромные мешки с зерном. Другие насмехались над ее нежностью и слабостью, издевались, когда она не могла справиться с тяжелой работой, которую они сами выполняли без труда. По вечерам у нее болело все тело с ног до головы, она всхлипывала в своем уголке, пока не засыпала. Питание было жалкое, основу его составлял килограмм хлеба в день.
Но, в конце концов, Кристина сбежала не из-за своих коллег. Хозяйством руководил бригадир, и все работницы старались заслужить его расположение. Кристина боялась его и старалась не сталкиваться с ним. Это был большой весельчак, очень сильный и весь волосатый. Иногда он находил ее и расточал перед ней cвои неуклюжие любезности: он говорил ей, что она очень отличается от русских женщин, и что ей нужен кто-то, кто охранял бы ее. После чего другие работницы отпускали в ее адрес грязные шутки, неприятные замечания о ее худобе и настоятельно советовали ей “умело вести свои дела”.
Однажды он попросил ее не ехать со всеми на телеге, а явиться к бригадиру на “допрос”. Она сразу поняла, что у него было в уме. Он обещал ей, что если она будет вести себя с ним хорошо, то никогда больше не будет выполнять изнурительную работу. Перепуганная Кристина умоляла его отпустить. Последовала попытка откровенного насилия. Она кричала, царапала ему лицо, била ногой. Пораженный ее яростным сопротивлением, он ослабил хватку, и она смогла броситься на улицу и добежала до женского
