было. Ни на что этот вечер не променял бы. Жаль, что тебе жареного мяса не досталось. Куда, кстати, ты исчез? И что там было? Миссис Грейфезер мне что-то пыталась объяснить, да я толком но понял.
— Прадедушка и я прошли испытание паром. Это часть ритуала, — неохотно пояснил Том.
Пит, конечно, хороший друг. Можно сказать — лучший. Если совсем по-честному, единственный человек, которому можно доверить самое сокровенное и не бояться, что тебя высмеют. Но иногда от его любопытства просто невмоготу. Индеец никогда не стал бы задавать такие вопросы — уж слишком они личные. Иногда надо и помолчать.
— Расскажи подробнее, — заинтересованно настаивал Пит. Недовольства Тома он, кажется, не заметил. — Почему из-за этого тебе пришлось пропустить пиршество?
— Ну, там жарко, — не стал вдаваться в детали Том. — А надо это для очищения.
— Как сауна, да?
— Ни капельки не похоже, — огрызнулся Том и тут же вспомнил: ему самому поначалу пришло в голову сравнение с сауной. Он заставил себя улыбнуться: — Извини, Пит. Понимаешь, даже не знаю, как это описать. Если начну, сразу дураком себя почувствую.
— А-а, понятно, — произнес Пит голосом человека, которому как раз ничего не попятно. Все же, сделав над собой усилие, он сменил тему и бойко продолжал: — Знаешь, когда вождь Лайтфут передал тебе укладку при твоем отце, я решил: ну все, пропали! Вдруг, думаю, он спросит, что это такое?
— Отец? Никогда. — Том ухмыльнулся. — Ему удобнее не знать. Он, наверное, подумал, что это связано со вчерашней церемонией. А говорить об индейских ритуалах — не в его правилах. Боится, вдруг прадедушка его во что-то такое втянет. Он ведь от этой стороны своей жизни начисто открестился.
— Ну и зря. Это же так интересно. А все-таки, Том, зачем вождь вернул тебе укладку? Я видел, как он держал ее во время церемонии — вроде был в восторге, что заполучил ее назад.
— Так оно и было. А когда я ему первый раз сказал об укладке, думал, он от радости заплачет. Но… Прадедушка не из тех, кого можно долго водить за нос. Он догадался, где мы ее взяли.
— Что?! Не может быть!
— Представь себе. Он прочитал в газетах, что кто-то пытался залезть в музей.
— Но о пропаже священной укладки там не было ни слова. Точно. Я эту заметку наизусть помню. Да в музее и не подозревают, что из витрины исчезла укладка, уверен! Там считают, что кто-то позарился на золотые фигурки. В газете только про них и было, описания, фотографии и все такое.
— Знаю, Пит. Сам не могу понять. Может, тут телепатия. Так или иначе, но прадедушка знал, что укладку мы стибрили.
— Мы, кажется, договорились, что это вовсе не кража, а? Просто возвращение прежнему владельцу, помнишь?
— Боюсь, у прадедушки на такие дела свой взгляд.
— Он что, обвинил тебя в воровстве?
— Не успел. Я сам сказал. По ему и так все было известно.
— Сам сказал? Ну ты даешь! II что, он теперь кому-то… Нет он этого никогда но сделает. Погоди-ка. Попробую угадать. Он хочет, чтобы мы положили ее на место? Точно? И именно поэтому в такой ясный день ты ходишь чернее тучи.
— Примерно так.
— Ого, задачка так задачка! Один раз музейную охрану околпачили, теперь у них ушки на макушке, да тут еще на их головы это бесценное золото. А может, вождь Лайтфут не против подождать хотя бы месяц, пока не уляжется шумиха? Пот, наверное, против. Ладно, переживать не будем. Что-нибудь придумаем. Разработаем такой план, что закачаешься… — Глаза Пита сверкнули, и Том совсем пал духом — по выражению лица Пита он понял, что тот снова играет в резидента. Но сейчас эта игра не показалась Тому забавной.
— Пит…
— Знаешь, Том, пожалуй, самый гениальный и самый простой способ вот какой: поболтаться по галерее, подождать, пока она опустеет, а потом взять и положить нашу укладку на стекло шкафчика с экспонатами.
— Пит…
— Да, знаю, это довольно примитивно, лишено изящества. Но честно говоря, положение пиковое, охрана будет прислушиваться к каждому шороху, и, по-моему, этот путь — самый безопасный. Я слежу за дверьми, а ты кладешь укладку прямо на стекло. Главное, чтобы не угля дел телеглаз. Несколько секунд — и дело сделано. Жаль, конечно, что все так повернулось, да и несправедливо это. Вождь Лайтфут должен был оставить укладку у себя. В смысле, моральное-то право у пего есть… Ну все равно, танец — это было просто потрясающе, да и, когда брали укладку, нервишки себе пощекотали здорово. Я всегда в таком деле хотел себя попробовать…
— Пит, послушай ты, наконец!
— В чем дело, Том? Есть идея получше? Выкладывай. Слушаю.
— Положить укладку на место я должен сам.
— Конечно. Я просто покручусь в галерее, буду стоять на страже.
— Нет. Совсем сам. Один. Сольный номер. — Думая о том, чтобы не нарушить прадедушкины инструкции, Том против своей воли произнес эти слова резко, отрывисто.
Пит даже изменился в лице:
— Да? Ну, если так, извини, что вмешиваюсь. Ой, уже звонок. Пора идти.
И, круто повернувшись на каблуках, он деловито зашагал ко входу в школу.
— Пит, ты извини… я вовсе не… но я не могу… — Голос Тома потонул среди гомона и визга школьников: все кинулись на штурм дверей, ведь через пять минут звонок на урок.
Весь школьный день па душе у Тома скребли кошки — из-за Пита. Он парень что надо, все так, но если его погладить против шерсти… После уроков Том поболтался возле школы, но Пит куда-то исчез, а спрашивать о нем у кого-то не хотелось. Ведь если Пит на него по-настоящему рассердился… возьмет и расскажет ребятам про танец призраков, про поиски духа… Да они его на смех поднимут! Том Лайтфут, суеверный индеец, жаждет стать великим горе-воином! Неужели Пит мог разболтать? Нет, он не мог. Правда, когда он уходил, вид у него был свирепый. Тома вдруг бросило в жар, потом прошиб холодный пот, тягуче засосало под ложечкой. Он повернулся и побежал домой.
По понедельникам мама обычно уходила играть в бридж, а у отца было какое-то политическое мероприятие, поэтому поужинали они рано и не обратили внимания, что он ничего не стал есть — после захода солнца нельзя, так велел прадедушка. Да и аппетита у него все равно не было. Он просто отодвинул тарелку в надежде, что мама этого не заметит, не станет поднимать шума. Так и вышло.
После ужина Том сел за уроки. Математика — куда ни шло. Безликие и бесстрастные цифры вели себя как хорошо вымуштрованные солдаты, молча выполняли все его распоряжения. А вот с общественными науками дело обстояло хуже. Объясните причины падения Римской империи… Что такое нравственное общество? Ответы на эти вопросы не лежали на поверхности, и в голове у Тома зароились разные мысли.
Римские боги, предрассудки, обожествленный император… Том написал эти слова в блокноте и уставился на них. А прадедушкино поклонение земным духам? Это что-то другое или то же самое? И может быть, лично для тебя это реальность, а с точки зрения истории — предрассудки?
Или другой вопрос: нравственное общество. У кого общество более нравственное — у индейцев или у белых? Факт, что у индейцев — ведь у белых и мегакорпорации, и загрязнение окружающей среды, и всякие политические мерзости, например Уотергейт[6]. По кто правит миром? Белые. А кого все презирают? Краснокожих. Попробуй сведи концы с концами.
Может, прадедушка и не прав. Может, по-настоящему нравственно — быть вместе со всеми, и только так? И прав именно отец, а прадедушка со своими играми из прошлого безнадежно отстал от жизни? Но если прадедушка ошибается, значит, и поиски духа — пустая затея. Л раз так, возвращать укладку в музей не имеет смысла. И вообще она не представляет никакой ценности… Нет, что-то не похоже на правду.
От этих мыслей у Тома распухла голова, и он наконец захлопнул учебники.
— Лучше об этом не думать, — сказал он вслух. — Выход один — разделаться с этим раз и навсегда.
