думать. Она вышла замуж, родила ребенка, развелась и похоронила своих родителей, но ничто не повлияло на нее так сильно, как побег из ее жизни Дикона Броуди тринадцать лет назад. Она все еще вспоминает слова Эйлин Броуди.
— Ты любишь моего сына настолько сильно, что можешь отпустить его?
Коуди нашла, что да.
Она сказала «прощай» и ушла от человека, который был самым главным в ее жизни. Конечно, все, включая ее родителей, считали, что Дикон бросил ее во имя славы и богатства. И Коуди не старалась их разубеждать. Да и зачем? Разве можно говорить о гордости, когда сердце разбито и жизнь покалечена? Она просто упаковала вещи и уехала в надежде на лучшее.
Она встретила Генри Кокса и вышла за него замуж. И хотя брак длился всего четыре года, а потом они развелись, их дружба по-прежнему продолжалась. Он прекрасно относился к их дочери, Кетти, а это было главное.
Все это время она думала, что покончила с Диконом Броуди. Затем однажды, немногим больше, чем год назад, она взяла газету и обнаружила, что он смотрит на нее с первой страницы под слишком ужасным заголовком, чтобы это могло быть правдой:
«СЕЛЬСКИЙ ПЕВЕЦ ПРИВЛЕЧЕН К СУДУ ЗА СЕКСУАЛЬНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ».
Тогда она не поверила, как не верит и сейчас. Она подумала, что годы его пощадили, несмотря на сплетни о его диком образе жизни, о вечеринках и диких ночных оргиях. Когда она вспоминала о Броуди, у нее по-прежнему захватывало дух. «Как и у миллиона женщин с горячей кровью», — подумала она.
Коуди вдруг поняла, что леди из клуба садоводов внезапно затихли, их глаза были прикованы к ее лицу.
— Я читала об этой истории, — негромко сказала она. — Честно говоря, я уверена, что истинная жертва — Дикон Броуди. В конце концов, суд признал, что жертва оказалась завсегдатаем притонов…
Затем она прибавила:
— Она постоянно влипала в какие-то истории. Возможно, ее семья просто хотела сбыть дочь с рук и одновременно обеспечить ее будущее.
Мейбелин покачала головой, ее глаза нервно забегали:
— О, Коуди! Как ты можешь защищать человека, бросившего тебя как хлам недельной давности, а затем сбежавшего в Нэшвилл и развлекавшегося там с женщиной, годящейся ему в матери?
Затем она выдержала паузу, встала и попыталась держаться прямо, что для женщины ее размеров оказалось непросто:
— Клянусь, ты иногда кажешься такой наивной…
Коуди выдержала взгляд Мейбелин. Ей было все равно, что ее называют наивной. Она сильно повзрослела за последние полтора года, потеряв родителей. Не так-то легко вести свое дело, быть хозяйкой в доме, проводить ремонт помещения, и, в то же время, растить двенадцатилетнюю дочь, которая уже сорок пять минут назад должна была вернуться домой из школы. Она дала Кетти строгие указания из школы идти сразу прямо домой и помочь приготовить еду для свадебного приема, который должен состояться всего через четыре часа. Осталось четыре часа!
Но сначала надо угомонить Мейбелин.
— Я считаю, что Броуди спровоцировали. Поймали в ловушку. И никто не убедит меня в противном.
— Пф! — проговорила Мейбелин, отметая это утверждение. — Дикон Броуди неприятность с большой буквы, Коуди, и все в городе знают это. Даже когда он путался с тобой, у него была куча других…
Коуди проигнорировала ее замечание. Она знала о Диконе то, что не знали другие. Это было слишком личное дело, чтобы обсуждать его с этими женщинами. Но она сердцем чувствовала, что Броуди не мог надругаться над юной девочкой. Да, слабость к молодым у него была, и она знала, почему. Но Мейбелин с ней все равно не согласилась бы, так что Коуди просто пожала плечами и стала убирать пустые чашки, надеясь, что женщины поймут намек и оставят ее.
— Почему его не посадили в тюрьму за преступление? — спросила Эйлин, когда Коуди направилась на кухню.
Мейбелин сложила на груди свои пухлые руки:
— Да просто он подмазал, кого надо, дорогая, и получил наказание полегче. Он ведь так богат, что может купить себе путь в Перли Гейтс, если ему захочется.
Она выдержала паузу и поглубже вздохнула.
— Поэтому судья осудил его условно. Если бы меня спросили, я бы заперла его и выкинула ключ. Вместо этого они отослали его работать в Калгари.
— Просто стыдоба, что ему разрешили вернуться сюда вместе со своими проблемами, — проговорила Эйлин. — Особенно после того, как он оказался слишком хорош, чтобы играть на нашем фестивале голубой травы несколько лет назад.
Внезапный грохот заставил дам подскочить на месте. Они оглянулись и увидели, что Коуди уронила поднос.
— Извините, — проговорила она. — Вы говорите, что Дикон возвращается в Калгари?
Мейбелин фыркнула. Щеки у нее покраснели.
— Конечно, возвращается, — кивнула она. — А почему, ты думаешь, все в такой панике? Не исключено, что он уже здесь.
Петси Баркер, сидевшая все время молча, в первый раз заговорила. Хриплым голосом она произнесла:
— Я просто рада, что у меня сыновья, а не дочери, — заявила она.
Вся группа согласно закивала. Все еще пошатываясь от услышанной новости, Коуди прошла через дверь-вертушку, которая вела на кухню. Она с шумом выставила посуду на мойку и села на стул, чувствуя, что ослабла, как новорожденный котенок. После всех тех лет Дикон Броуди возвращается в Калгари! Она чувствовала, как сжалось ее сердце. Сильное желание? Смертельный страх? Что ей теперь делать?
У нее не было выбора… Она и Кетти затаятся до тех пор, пока не вернутся в Мемфис. Только тогда она сможет вздохнуть спокойно.
Дикон Броуди изучал странно выглядящее строение с розовой, положенной внахлест, облицовкой из кровельной дранки, и удивлялся, с чего это Джим и Абигайл Шервуд выкрасили свой дом в такой странный цвет. Причем, дом был розовым столько лет, сколько Броуди себя помнил. Хотя строение оставалось внушительным, с башенками и крутой крышей. Окружающая его собственность простиралась на целый городской квартал и защищалась шестифутовыми коваными воротами и высокими красноверхими изгородями. Броуди хорошо все это знал. Он столько раз лазил через эти самые изгороди к задним решеткам на окне спальни Коуди. Они сидели на крыше, целовались и смотрели на восход солнца. Конечно, им и в голову не приходило, что они могут свалиться и переломить себе кости или, еще хуже, свернуть шею. Единственное, что их заботило, как бы их не поймали родители Коуди, которые ее охраняли. Он понимал, что родители чрезмерно беспокоились о любимом дитяти. Абигайл Шервуд имела два выкидыша, прежде чем ей в зрелом сорокалетнем возрасте удалось дать жизнь Коуди. Дикон продолжал вышагивать по дорожке, как он это делал и в предыдущий вечер. Затем он оставил это занятие и направился к отелю Палм Корт. Вывеска на окне приветствовала его: «Квартиры внаем. Справиться внутри».
Он хмыкнул. Семья Коуди, вероятно, переживала плохие времена, если опустилась до сдачи квартир внаем. Эта мысль понравилась ему больше, чем он хотел в том себе признаться. Тринадцать лет — большой срок, чтобы помнить обиды. Кроме того, ему нужно место, чтобы остановиться, добропорядочная публика в Калгари не очень-то склонна принимать его с распростертыми объятиями. И вряд ли он представлял угрозу для дочери Шервудов. Коуди, скорее всего, обзавелась целым выводком ребятишек.
Куда еще он мог пойти?
Со вздохом смирения, Дикон медленно поднялся по ступенькам и остановился перед входной дверью.
Одетая в белый кружевной передник, с элегантной заколкой в волосах, которая вызвала бы зависть всех бабушек, Коуди пробовала одно из своих фирменных блюд, которое она планировала подать на приеме. Коуди ждала, когда Кетти попробует ее кулинарное произведение.
— Как ты думаешь, они догадаются, что это не настоящие крабы? — спросила Коуди, вынужденная
