Миронова и поставил его перед фактом: Гафт уволен – ищите нового графа Альмавиву. Поиски длились недолго. Новым графом суждено было стать актеру Александру Ширвиндту, которого Миронов хорошо знал до этого – они неоднократно пересекались в разных компаниях. До 1967 года Ширвиндт работал в Ленкоме, но когда оттуда выгнали режиссера Анатолия Эфроса, ушел вместе с ним в Театр на Малой Бронной. Однако там пути режиссера и актера разошлись. Эфрос поставил «Трех сестер» и собирался отдать роль Вершинина Ширвиндту. Но затем в планах режиссера что-то изменилось, и эта роль досталась другому исполнителю – Николаю Волкову. Ширвиндт за это обиделся на Эфроса и одной ногой был уже за порогом театра. Именно в этот момент на его горизонте и возник Миронов со своим Альмавивой.
Поскольку Ширвиндту предстояло в кратчайшие сроки разучить свою роль, он репетировал ее, что называется, не покладая рук. Миронов помогал ему всем чем мог и даже более того. Что вполне объяснимо: после запрета «Доходного места» именно «Фигаро» стал его визитной карточкой. И лишаться ее у него не было никакого резона. Но пока новая редакция «Фигаро» только готовилась, Миронов играл в других спектаклях. Так, в праздничный день 7 ноября это была «Баня» В. Маяковского. Далее шли: 9-го – «Интервенция», 14-го – «Дон Жуан» 17-го – «Интервенция», 18-го – «Дон Жуан», 23-го – «Баня», 25-го – «Интервенция». Вечером 26 ноября Миронов снова надел на себя костюм обаятельного плута Фигаро. А роль Алмавивы играл Ширвиндт, который к тому времени стал для Миронова не только коллегой по работе, но и близким товарищем. Как только это произошло, центр тусовочной жизни актеров «Сатиры» переместился в роскошные апартаменты Ширвиндта на Котельнической набережной (в сталинскую высотку семья Александра Анатольевича переселилась в 65-м). Теперь чуть ли не каждый выходной (в театре он выпадал на четверг) часть труппы собиралась у него и гуляла до утра, выпуская пар по полной программе. Иной раз пределов весьма вместительной квартиры актерам было мало, и тогда они совершали стремительные вояжи в другие районы города, а иногда и в другие города. Пальма первенства в этих междугородних вояжах, безусловно, принадлежала колыбели революции – городу Ленинграду, где у Миронова была масса родственников и друзей. Обычно эти поездки выглядели следующим образом. Сразу после вечернего спектакля тусовщики мчались на Ленинградский вокзал и садились в «Красную стрелу». Спустя несколько часов они были уже в Питере. Там они гуляли по городу и его пригородам (Царскому Селу, например), затем заваливались в гости к Кириллу Ласкари, который теперь жил не один, а с актрисой Ниной Ургант и ее сыном от первого брака Андреем. Там тусовщики закатывали пир горой и, вволю повеселившись, «вечерней лошадью» (все той же «Стрелой») возвращались обратно в столицу.
Между тем именно в ноябре Егорова внезапно обнаружила, что снова беременна от Миронова. Поначалу она испугалась, помятуя о своей прошлой беременности два года назад. Но затем взяла себя в руки и честно призналась во всем отцу будущего ребенка. Говоря ему об этом, она была готова на любую отрицательную реакцию, однако то, что она услышала и увидела, сразило ее наповал: Миронов внезапно запрыгал по комнате и стал кричать: «Ура, у меня будет ребенок!» Егорова поняла: ее возлюбленный наконец-то созрел для того, чтобы быть отцом. Но радость их длилась недолго. Как только эта новость разнеслась по театру, тут же нашлись доброхоты, которые донесли ее до ушей матери Миронова. Другая бы на ее месте только обрадовалась: ее сын станет отцом, а они с Менакером – бабушкой и дедушкой. Но Мария Владимировна не хотела такой судьбы ни себе, ни сыну. Егорова продолжала категорически ей не нравиться, поскольку не имела за душой ничего: ни состоятельных родителей, ни громкого имени и положения в обществе. Разве такую невестку она хотела видеть рядом со своим знаменитым сыном? Нет, нет и еще раз нет! Миронова немедленно вызвала Егорову к себе на Петровку, 22. Разговор был короткий: хозяйка потребовала, чтобы Егорова сделала аборт. А когда та заартачилась, Мария Владимировна мгновенно перешла на крик. Гостья попятилась из квартиры. Когда она спускалась по лестнице, до нее все еще доносились крики из мироновской квартиры: «Я вам устрою… Вы не получите ни копейки!..»
Насчет «устроить» Миронова не обманула. Кто-то рассказал ей, что, будучи этим летом в Гаграх, Егорова проводила время в компании с писателем Юлианом Семеновым, и Миронова мгновенно воспользовалась этой информацией. Вызвав к себе сына, она сообщила ему, что Егорова беременна… от Семенова. «Нет, это неправда!» – замахал руками Миронов. «Неправда? Да вся Москва уже об этом знает, кроме тебя идиота!» – засмеялась в ответ мать. И Миронов поверил. Тем более что какие-то слухи о гагринских событиях успели долететь и до него сразу, как только он вернулся в Москву из Пярну. Но он тогда не придал им значения. Но теперь ситуация выглядела совершенно иначе. Миронов помчался к Егоровой на Арбат. И тоже стал требовать, чтобы она сделала аборт. Татьяна послала его по тому же адресу, что и мать. А для себя решила окончательно – буду рожать, чего бы мне это ни стоило.
Оставшиеся дни до Нового года Миронов и Егорова если и общались, то нечасто. Миронов был целиком поглощен репетициями и спектаклями, а также новым увлечением, которое ему подыскала мама, – некой женщиной из Управления дипломатическим корпусом. По мнению Марии Владимировны, эта особа хоть и была внешне некрасива, зато по своему происхождению (ее родители были дипломатами) подходила Андрею. Однако сам он по-прежнему любил только одну женщину – Егорову. И, когда ему было худо на душе, прибегал именно к ней поплакаться в жилетку.
Декабрьский репертуар Миронова выглядел следующим образом: 1-го – «Дон Жуан», 3-го – «Баня», 5-го – «Интервенция», 9-го и 15-го – «Женитьба Фигаро», 16-го – «Интервенция», 20-го – «Клоп», 23-го – «Дон Жуан», 24-го – «Женитьба Фигаро», 26-го – «Интервенция».
1970
Новый год Миронов и Егорова встретили отдельно друг от друга. Он встречал его на Пахре, на даче у Ореста Верейского. Были Гердты, Эльдар Рязанов с женой Зоей, Миронова с Менакером, Ширвиндты, Майя Рошаль с Некричем и еще несколько человек, в том числе и новая пассия Миронова из Управления дипкорпуса. Егорова встретила Новый год у себя дома на Арбате в полном одиночестве. Естественно, и настроение у обоих было соответствующим: Миронов всю ночь и утро веселился и хохмил, а Егорова даже не дождалась боя курантов, поскольку… заснула, читая стихи горячо любимой ею Марины Цветаевой.
Миронов объявился у Егоровой только 2 января. По ее же словам, она его не узнала – таким изменившимся показалось ей его лицо. Да и поведение его тоже было нелучшим: Миронов метался по квартире, что-то сумбурно говорил. Он умолял хозяйку простить его, опять обещал начать все сначала. А чтобы она поверила ему, пообещал устроить пир горой в день ее рождения. Слово свое Миронов сдержал: 8 января в его квартире в Волковом переулке действительно было весело. Из гостей там были: Марк Захаров, Александр Ширвиндт, Павел Пашков со своей супругой Лилей Шараповой и др. А на следующий день Миронов повел свою возлюбленную в Большой театр на балет «Собор Парижской Богоматери». Казалось, впереди молодых ждет безоблачное будущее. Увы…
Беда пришла два дня спустя. Егорова гуляла по Арбату, поскользнулась и больно ударилась спиной о ледяной асфальт. Больше в те дни она гулять не выходила, лежа пластом у себя дома. А Миронов пропадал в театре, репетируя «У времени в плену», а также играя репертуарные спектакли. Так, 16 января он вышел на сцену в костюме Фигаро. В этот же день Егоровой стало плохо, и она попросила соседку по коммуналке вызвать ей «Скорую». Врачи определили у нее предродовые осложнения и отвезли в роддом в Тушине. А врачи вынесли Егоровой страшный вердикт: ребенка спасти нельзя! «Почему?» – вырвалось у Егоровой. «Не надо было травиться!» – последовал убийственный ответ. Почему врачи решили, что Егорова травилась, так и осталось загадкой. Но в главном врачи не ошиблись: на следующий день Егорова действительно родила мертвого мальчика. Когда об этом сообщили Миронову (сразу после спектакля «Клоп»), он тоже впал в ступор. Ситуацию усугубило еще и то, что в эти же дни в больницу с тяжелейшим инсультом угодил и его отец Александр Менакер. Как Миронов выдержал все эти испытания, одному богу известно. А ведь ему еще приходилось выходить на сцену и веселить публику: 18 января это была «Баня», 19-го – «Дон Жуан», 23-го – «Интервенция», 24-го – «Дон Жуан», 26-го – «Фигаро», 28-го – «Клоп», 30-го – «Интервенция», 31-го – «Женитьба Фигаро».
Между тем в день выписки Егоровой случилась накладка. Врачи, подумав, что она уже уехала, сказали об этом Миронову, который приехал за ней чуть позже назначенного времени. И тот подумал, что потерял свою возлюбленную: зная ее импульсивный характер, он решил, что она специально уехала без него, чтобы… утопиться. К счастью, ситуация прояснилась спустя полчаса. Миронову хватило ума перезвонить в больницу, где ему сообщили, что Егорова никуда не уезжала и по-прежнему ждет его в приемной. Миронов тотчас примчался в больницу и забрал возлюбленную к себе в Волков переулок. Там Егорова пробыла чуть больше недели. А потом, воспользовавшись моментом, когда Миронов был в театре, позвонила своей соседке по арбатской коммуналке и попросила прислать ей такси. На нем она и вернулась к себе домой.
