опубликовал в «Литературной газете» стихотворение «На красном снегу уссурийском», навеянное кровавыми событиями на Даманском. Стихотворение состояло из трех частей: в первой был описан бой на Даманском, во второй – картины грядущего несчастья, если бы Россию залили китайские орды, и в третьей – звучал призыв к борьбе с «новыми батыями». Заканчивалось это произведение по-настоящему державным слогом:
Между тем все эти события благотворным образом сказались на судьбе многострадального фильма Андрея Тарковского «Андрей Рублев». Как мы помним, в 1967 году его положили на полку, обвинив, в частности, и в антирусскости. Причем эти обвинения были предъявлены фильму чиновниками ЦК КПСС, в то время как руководство Госкино не видело в нем никакой идеологической крамолы. И вот два года спустя, после событий на Даманском, сторонники фильма в Госкино решили, что сама ситуация вполне благоприятна для реабилитация фильма. И они вышли в ЦК с предложением о продаже фильма за границу. Дескать, этим можно убить сразу двух зайцев: выиграть финансово (заработать для страны валюту) и идеологически (на фоне агрессивной политики Китая картина Тарковского может показать Западу, как русский народ много веков назад противостоял ордам татаро-монголов, – то есть фильм вполне созвучен тому же стихотворению Евтушенко). И в ЦК на это предложение купились. В итоге приключился форменный скандал, причем политического толка.
Фильм был продан зарубежной фирме «ДИС», а та внезапно решила отдать его на конкурсный показ фестиваля в Каннах, который проходил в мае 69-го года. Там же этим фильмом заинтересовались потому, что его можно было использовать как мощное средство пропаганды... против России. То есть с обратным эффектом, чем рассчитывали идеологи со Старой площади. Ведь Каннский фестиваль проходил в разгар антисоветской истерии, которая началась на Западе в августе 1968 года, после того как войска Варшавского Договора подавили «бархатную революцию» в Чехословакии. После этого почти вся западная интеллигенция отвернулась от СССР и начала оголтелую кампанию по его дискредитации. Вот почему именно гениальный фильм «Андрей Рублев» привлек внимание устроителей фестиваля в Каннах: заполучив его, можно было одновременно «умыть» и кремлевское руководство, и собственно Россию. И эта задумка полностью удалась.
Как пишут биографы Тарковского, «целая группа людей, влюбившихся в фильм, победила, переиграла советских киномонстров в хитроумной игре». Это и в самом деле так, только монстрами я бы назвал не советских кинодеятелей, а западных, поскольку их в первую очередь интересовали не художественные достоинства ленты, а прибыль с нее и политические дивиденды. Что касается советских кинобоссов, то они и в самом деле позволили себя перехитрить, попросту утратив политическую бдительность.
Зарубежные владельцы фильма отдали его в конкурсную программу Каннского фестиваля, прекрасно зная, какой ажиотаж он там вызовет и, стало быть, получит дополнительный промоушн перед прокатом. И, несмотря на то что советская сторона настояла на том, чтобы фильм сняли с конкурса (уже после открытия фестиваля), эффект «Рублев» все равно произвел впечатляющий, поскольку его показали вне конкурса с самой агрессивной рекламой (дескать, вам покажут кино, которое коммунисты запрещают вот уже три года).
В итоге фильм вызвал небывалый восторг практически у всех присутствующих и был удостоен Главного приза киножурналистов мира ФИПРЕССИ, а также его французской секции. Как пишет совладелец фирмы «ДИС» Олег Тинейшвили: «Меня, Алекса Московича и Сержио Гамбарова разрывали на части покупатели фильма. Здесь были представители кинобизнеса, наверное, всех частей света! В конце концов мы договорились с Леопольдом Бренесом, владельцем крупной компании в Западной Европе „Бельсо“, о продаже фильма „Андрей Рублев“ – за космическую цену».
Кто-то скажет, что фильм вызвал столь фантастический интерес к себе в силу своих художественных достоинств. Вполне допускаю, что среди каннских зрителей нашлись и такие, кто оценил в нем именно это. Однако подавляющее большинство зрителей восторгались им отнюдь не за это. Фильм Тарковского соответствовал менталитету западного обывателя, который иначе, чем страной варваров, Россию не воспринимал и воспринимать не хочет до сих пор. Все эти разговоры о том, что западному кинозрителю интересны душевные и творческие метания великого русского художника, всего лишь разговоры. Подавляющая часть западных кинозрителей клюнула именно на внешний антураж этого фильма (грязь и жестокость средневековой Руси), оставив за скобками красоту и величие русской души. Тем более что с момента событий в Праге минуло меньше года и жителям Запада требовалось подтверждение тезиса о жестокости русских варваров. Увы, но фильм Тарковского это подтверждение им предоставил.
Когда в Москве поняли, чем грозит дальнейшее продвижение «Андрея Рублева» на Западе (а после Канн была объявлена грандиозная – сразу в четырех кинотеатрах – премьера фильма в Париже, о чем позаботилась глава французской секции ФИПРЕССИ Вера Вульман, которую советские власти иначе чем сионисткой не называли), там началась паника. Были предприняты попытки сорвать эту премьеру. Однако владельцы фильма из фирмы «ДИС» охладили пыл советских киночиновников: дескать, если вы хотите отменить этот показ, то тогда платите миллионную неустойку в валюте. Естественно, в Москве на это пойти не решились. Однако кое-кого из участников этой истории все-таки наказали: в частности, на заседании секретариата ЦК КПСС под председательством Брежнева председатель Госкино Романов получил строгий партийный выговор.
Между тем подъем патриотизма в стране благотоворно сказался на судьбе другого фильма – «Освобождение» Юрия Озерова. Как мы помним, работа над этой картиной началась еще в первые месяцы после прихода к власти Брежнева (весной 1965 года), а сами съемки – спустя два года. В этой грандиозной эпопее, в которой одних действующих персонажей насчитывалось несколько десятков, впервые после долгих лет должен был появиться на экране Сталин. Причем поначалу его появление ограничивалось всего одним-двумя эпизодами, но, по мере того как руководство страной давало крен в сторону державности, этих эпизодов появлялось не только все больше, но они становились и гораздо протяженнее по времени. И Сталин в них представал уже не просто как эпизодический персонаж, а как одно из главных действующих лиц, причем лиц значительных. И если первые эпизоды Озеров вынужден был снимать по ночам (чтобы кто-то из начальства, не дай бог, увидел), то потом эти съемки уже проходили в открытую.
И все же людей, тормозивших картину, все равно было достаточно, из-за чего Озерову пришлось выдержать не одну бурную баталию в разных начальственных кабинетах. И только после событий в Чехословакии и обострения советско-китайских отношений фильм наконец удалось благополучно сдать не только руководству Госкино, но и ЦК КПСС (были сданы два первых фильма: «Прорыв» и «Огненная дуга»). Правда, в 1969 году он на экраны страны так и не вышел, но случилось это отнюдь не из-за козней цензуры, а по велению свыше: «верха» решили приурочить выход эпопеи к 25-й годовщине Великой Победы и к мировой премьере очередного американского блокбастера о подвигах союзников «Паттон» (так звали американского генерала, командовавшего в годы войны войсками союзников) режиссера Франклина Шеффнера. А пока Юрий Озеров практически с ходу приступил к продолжению эпопеи – стал снимать третий («Направление главного удара»), а затем и 4–5-й фильмы («Битва за Берлин» и «Последний штурм»).
По сути, Юрий Озеров оказался в числе первых кинематографистов, кто реабилитировал Сталина на советском экране после нескольких лет забвения (после ХХ съезда кремлевское руководство дало команду кинематографистам вырезать все эпизоды со Сталиным из всех кинофильмов, вышедших в прокат с 1937 по 1953 год). Это, конечно, не снискало Озерову популярности в стане киношных либералов, которые наградили его прозвищем «сталинист». Однако само время рассудило, кто оказался ближе и дороже для родины: гнилые либералы, продавшие великую страну за «сникерсы» и «баунти», или такие люди, как Юрий Озеров, которые не сдали страну в годы военного лихолетья и до последнего бившиеся с врагом во времена горбачевщины.
Между тем если киношная реабилитация Сталина произойдет в дни 25-летия Победы, то общественная случилась за год до этого. Началось все с февральского 1969 года номера журнала «Коммунист», где была напечатана статья Е. Болтина, в которой тот писал: «И. В. Сталин при всей сложности и противоречивости его характера предстает как выдающийся военный руководитель...»
В мартовском номере этого же журнала была опубликована другая статья – «За ленинскую партийность
