опасность ядерного отмщения». В этой речи Рейган объявил о принятии им очень важного решения – о том, как сделать Америку вновь сильной. Рост военного могущества СССР за последние годы, проиллюстрированный фотографиями, коснулся, по словам Рейгана, и Центральной Америки, в частности Кубы и «маленького острова Гренада», где Советский Союз приступил к строительству аэродрома со взлетной полосой длиной 10 тысяч футов (более 3 км). «С какими целями это делается, ведь у Гренады нет собственных военно-воздушных сил?» – вопрошал американский президент. И хотя собственного ответа на этот вопрос он не давал, но присутствующим намек был понятен: это делается с целью подобраться поближе к США.
Дин знал о строительстве аэродрома на Гренаде из разных источников и поэтому был поражен изворотливостью Рейгана. Ведь он ни словом не обмолвился о том, что этот аэродром был спроектирован и строился английской компанией для гражданской авиации и что ни проектом, ни самим строительством не предусматривались столь необходимые для военного аэродрома подземные заправочные емкости, радарные установки, подземные арсеналы, параллельные взлетно-посадочные полосы, мастерские и ангары соответствующих нуждам военных самолетов размеров.
Но еще сильнее Дина, да и всех, кто слушал или читал речь Рейгана по ту сторону океана, поразило заявление президента о новой стратегической оборонной инициативе США (СОИ), предусматривающей развертывание в космическом пространстве системы противоракетной обороны, способной уничтожить баллистические ракеты противника в момент их запуска или во время полета в направлении территории США. Это было восхождение администрации Белого дома на новую ступень в той эскалации гонки вооружений, которая грозила человечеству неминуемой гибелью. Именно об этом Дин и говорил на митинге молодежи в городе Потсдаме, который состоялся 21–22 мая.
7 июня Дин дал концерт в Восточном Берлине, а 13 июня уже был в греческом городе Пиреи, где участвовал в «Концерте мира», который был посвящен все той же теме – гонке вооружений.
То лето выдалось в Греции неспокойным. Началось все 3 июня, когда несколько тысяч человек из Федерации женщин Греции в течение трех часов блокировали вход на военную базу США в Нео-Макри в окрестностях Афин. А четыре дня спустя в Греции началась Неделя солидарности с палестинскими и ливанскими народами, на завершающую часть которой и приехал Дин. В тот день, 13 июня, он сначала присутствовал на площади национального Сопротивления перед зданием муниципалитета на митинге в поддержку Никарагуа, а потом отправился в Пиреи, где на стадионе «Караискаки» состоялся «Концерт мира» против гонки вооружений, подготовленный Греческим комитетом за международную разрядку и мир.
В Афинах Дин встретился со своим чилийским другом Луисом Варгасом, который специально приехал туда, чтобы увидеться с ним. От глаз Дина не укрылось то, что его друг за то время, пока они не виделись, заметно сдал: лицо его осунулось, а на голове появилось еще больше седых волос. Впрочем, это было закономерно: с тех пор как его родной брат Алехандро попал в лапы пиночетовских ищеек, от него не было никаких известий. Так что, несмотря на принятую в 1980 году конституцию, режим Пиночета продолжал оставаться репрессивным и подавлял даже малейшее неповиновение себе.
Однако Луис приехал в Афины не только для того, чтобы поделиться с Дином последними новостями о судьбе своего брата. Его привело туда гораздо более важное дело: он приехал, чтобы просить Дина вновь отправиться в Чили. Прохаживаясь с Дином по парковым аллеям, Луис рассказал другу следующее:
– Ты, надеюсь, слышал, что 11 мая при поддержке всех оппозиционных профсоюзов и партий в Чили состоялся «День национального протеста». Власти жестоко подавили эту акцию, но она возымела действие: был создан Национальный руководящий совет трудящихся, который поставил целью проводить такие акции протеста ежемесячно. Короче, ситуация в Чили все больше радикализируется. Однако достигнуть взаимопонимания с другими оппозиционными силами нам никак не удается. И уже, судя по всему, не удастся.
ХДП и другие буржуазные партии, а также ряд фракций социалистов и некоторых других, отошедших от союза с компартией, хотят создать блок умеренной оппозиции – так называемый Демократический альянс. Мы же хотим объединиться с социалистической партией и левым революционным движением и создать свой блок – Народно-демократическое движение. Для этих целей нам нужны авторитетные люди, за которыми могли бы пойти массы. А поскольку многие руководители нашей партии либо погибли, либо находятся в заключении, мы решили привлечь к делу тех, кто находится за границей.
– Кого ты имеешь в виду? – поинтересовался Дин.
– Высшее звено партии, – уклончиво ответил Луис.
Однако Дин сразу догадался, о ком именно идет речь: за пределами Чили самым главным лицом чилийской компартии был ее лидер Луис Корвалан. Значит, понял Дин, вернуть в Чили хотят именно его – товарища Лучо.
– И чтобы сообщить об этом мне, ты проделал этот путь в Афины? – спросил Дин.
Прежде чем ответить, Луис широко улыбнулся и, обняв друга за плечи, произнес:
– Во-первых, я хотел тебя увидеть, так как соскучился. А во-вторых, мы хотим, чтобы ты тоже участвовал в этой акции. Сейчас на дворе 83-й год, поэтому твоя поездка в Чили не должна вызвать столь ярого протеста у Пиночета, как это было в 75-м. Но твой приезд мог бы отвлечь их ищеек от того, что мы задумали.
– Что-то вроде дымовой завесы? – догадался Дин.
– Правильно. Ты будешь делать свое дело – петь моим землякам свои гражданские песни, а мы будем делать свое. Ты согласен?
– Мог бы и не спрашивать, – расплываясь в улыбке, ответил Дин. Поездка в пиночетовские Чили сулила ему новый вплеск сильных эмоций, без которых он уже не мыслил своего существования. – Когда мне быть готовым?
– В конце лета. Впрочем, я сам приеду к тебе в Берлин и мы обо всем договоримся.
Между тем в начале июля в ГДР приехала мать Дина Рут Анна. Она познакомилась с новой семьей Дина: женой Ренатой Блюме и ее сыном Александром, которого Дин официально усыновил. Кроме этого, она нашла время встретиться и с прежней семьей сына: бывшей женой Вибке и своей внучкой Наташей, которой два месяца назад исполнилось 7 лет. 8–9 июля мама Дина присутствовала на репетициях и записи телепередачи «Пестрый котел» в «Палас дер Републик», где Дин исполнил несколько песен.
В те дни фотограф Георг Бурмайстер подкараулил Дина, его маму и Ренату Блюме возле входа в «Палас дер Републик» и сделал несколько фотографий. На них троица выглядит очень счастливой: все улыбаются, а Рената положила голову на плечо Дина и держит в руках открытую коробку, где красуется праздничный торт, увенчанный цветочками из крема и поздравительной надписью. Ни у кого из них даже в мыслях нет, что спустя три года (а точнее, через 35 месяцев) эта идиллия закончится трагедией.
Тем временем из Советского Союза приходит известие, что туда приехала Саманта Смит – 11-летняя американская девочка, ставшая Послом мира и продолжателем того дела, которое начали много лет назад ее земляки Пол Робсон и Дин Рид. И когда Дин увидел фотографию Саманты в одной из восточногерманских газет, он поразился ее внешнему сходству со своей старшей дочерью Рамоной.
Идея пригласить Саманту Смит в СССР пришла в голову советским идеологам благодаря… Рейгану. Когда в своей мартовской речи в Орландо он упомянул про двух своих дочерей, в Москве решили ударить по Рейгану его же оружием. И тут же вспомнили про письмо американской школьницы из штата Мэн, которая в начале года написала письмо Андропову.
Идея этого письма родилась у девочки случайно. Ей в руки попался журнал «Тайм» (его читали родители Саманты), на обложке которого были запечатлены президент США и новый лидер СССР. В статье, посвященной этим людям, говорилось, что Андропов является весьма опасной личностью и что под его руководством СССР может стать государством, которое как никогда может угрожать Америке ядерной войной. Прочитав об этом, Саманта спросила у своей мамы: «Если Андропова все так боятся, почему не напишут ему письмо и не спросят, собирается ли он на самом деле начинать войну?» Мама девочки в ответ рассмеялась и ответила: «Ну, напиши ему сама». И девочка действительно написала. Письмо было коротким:
«Уважаемый господин Андропов!
