(Дин летел туда на очередную сессию ВСМ) между ними только и было разговоров, что о победе советской сборной. Правда, Дин быстро утомился от этих дебатов и предпочел уснуть, развалившись в своем кресле у иллюминатора. Всю дорогу ему снились родные: Патрисия и Рамона. Но назвать этот сон благостным было нельзя: в нем Дину снилось, как его жена и дочь собираются куда-то уехать, а он пытается их остановить. Однако Патрисия ничего не хочет слушать и упрямо собирает чемодан. Рамона сидит подле матери, вцепившись руками в свою любимую куклу Барби, и плачет.
Этот сон возник не на пустом месте. В последние месяцы отношения между Дином и Патрисией вновь серьезно осложнились. Ушли куда-то прежняя теплота, забота друг о друге. Случались дни, когда Дин и Патрисия весь день проводили дома вместе, но не говорили друг другу ни слова, каждый занятый своими делами. При этом если раньше Дин замечал, что подобные ситуации вызывают у его жены раздражение, а иной раз даже злость, то теперь Патрисия была на удивление спокойна. Дину казалось, что Патрисии даже доставляет удовольствие не общаться с мужем. Впрочем, объяснение нынешнему поведению жены Дин мог легко найти: раньше Патрисия была одинока, а теперь с нею была Рамона, на которую она могла переключить все свое внимание в те дни, когда у них с Дином что-то не ладилось. В конце концов дело дошло до того, что мать и дочь стали буквально неразлучны друг с другом, а Дин остался как бы в стороне. Когда он попытался сказать об этом Патрисии, та в ответ бросила свою излюбленную фразу: «Твоя любовь – политика».
Что касается Рамоны, то она, конечно, любила своего отца, однако в силу его частых отлучек из дома воспринимала его менее тепло, чем мать, которая буквально трепетала над ней и выполняла любое ее желание. В такие минуты Дин невольно думал о том, что если бы у них был сын, то он бы наверняка был больше привязан к нему, а не к Патрисии. Но сына у них не было: мальчик умер в результате преждевременных родов там, в Москве. А нового ребенка Патрисия рожать уже не хотела: ей вполне хватало Рамоны, да и врачи не советовали после стольких прежних неудачных попыток.
Поскольку мысли о сыне часто приходили Дину в голову, это находило отражение и в его поэзии. Несколько своих произведений он посвятил своему нерожденному сыну, причем сделал это не в прошедшем времени, а в будущем – как бы надеясь, что когда-нибудь у него еще будет мальчик. Пусть даже не от Патрисии, а от любой другой женщины. Одно из таких стихотворений-песен Дин написал буквально накануне своей поездки в Стокгольм и посвятил все той же теме – борьбе за мир. Песня называлась «Чтобы ты знал», которая в советской интерпретации была названа иначе – «Лозунг планеты».
Советская интерпретация появилась не случайно. Когда Дин приехал в Москву на пленум ВСМ, с ним встретилась его давняя знакомая – одна из сотрудниц Комитета советских женщин Екатерина Шевелева, с которой он познакомился еще пять лет назад, во время пребывания на Всемирном конгрессе мира в Хельсинки. В этот приезд в Москву Дина Шевелева поинтересовалась у него, что нового он написал, и когда он назвал сразу несколько произведений, предложила опубликовать их в советской печати. Причем перевод взялась осуществить сама. Дин с удовольствием согласился и передал Шевелевой несколько своих стихотворений. Одно из них, «Чтобы ты знал», приглянулось редакции популярного в Советском Союзе журнала «Огонек». Это издание Дин посетил в самом начале своего визита в Москву и, когда его попросили спеть несколько песен, начал именно с песни на эти стихи. В результате уже спустя две недели номер журнала с песней ушел в печать.
Между тем сессия Президиума Всемирного совета мира открылась 2 апреля в столичном Доме союзов. Дин встретил на ней многих людей, с которыми давно не виделся: председателя Советского комитета защиты мира Николая Тихонова, восточногерманского идеолога Альберта Нордена, руководителя монгольского совета мира Сондома, с которым Дин близко познакомился во время своей двухгодичной давности поездки в Монголию. Еще Дин хотел увидеть своего аргентинского друга Альфредо Варелу, но тот в Москву не приехал, однако передал привет Дину через своего коллегу по Аргентинскому совету мира Каселье.
Открылась сессия с выступления советского писателя и председателя Верховного Совета Украины Александра Корнейчука, который зачитал делегатам приветственное послание от руководителей советского государства (Брежнева в те дни в Москве не было – он находился в Будапеште на праздновании 25-летия с момента освобождения Венгрии от фашизма). Затем выступили Николай Тихонов, который зачитал доклад «В. И. Ленин и борьба советского народа за мир», и глава ВСМ Ромеш Чандра, который прочитал доклад на близкую тему – «В. И. Ленин и всемирное движение за мир». Потом был объявлен перерыв, а после него начались выступления зарубежных делегатов: министра иностранных дел Временного революционного правительства Республики Южный Вьетнам Нгуен Тхи Биня, Альберта Нордена и др.
Дин слушал доклады без должного внимания, поскольку все его мысли были о другом: о предстоящих ему в Москве делах и встрече с Юрием Купцовым. Последний сам нашел его, позвонив в гостиничный номер «Украины». Разговор был коротким, но лаконичным: Юрий сообщил Дину, что находится сейчас в Ленинграде, но через день вернется в Москву и они обязательно встретятся дома у Юрия.
– Вечером, после сессии, сиди в своем номере и никуда не уходи: я пришлю за тобой машину, – сказал Юрий и повесил трубку.
Во второй день работы сессии Дин высидел только первую половину заседания, после чего уехал на фирму «Мелодия», чтобы подписать контракты на выпуск сразу нескольких своих пластинок в Советском Союзе. После первого долгоиграющего диска-гиганта, появившегося в Советском Союзе в начале 1967 года, «Мелодия» хранила молчание, что выглядело странно: диск был принят публикой на ура и пришлось даже допечатывать новый тираж, а также выпускать еще и гибкий миньон с четырьмя песнями из него. Однако это молчание объяснялось отнюдь не просчетом руководства «Мелодии», а скорее политическими мотивами: после чехословацких событий многие зарубежные звезды, которые некогда ходили в друзьях Советского Союза, изменили свое отношение к нему и превратились во врагов. Поэтому их дальнейшая популяризация в СССР была прекращена. Например, знаменитый французский певец Ив Монтан, который долгие годы считался искренним другом советских людей (Марк Бернес даже пел песню об этом – «Когда поет наш друг Монтан»), после августа 68-го превратился в ярого антикоммуниста и в 1970 году снялся в главной роли в антисоветском фильме испанца Коста Гавраса «Признание», который был экранизацией книги чехословацкого коммуниста Артура Лондона (речь в книге шла о репрессиях в Чехословакии в начале 50-х).
Дин Рид ничего подобного поступкам Монтана не совершал, однако он был американцем, и в Москве поначалу опасались, что рано или поздно он тоже может совершить нечто неблаговидное по отношению к СССР. Тем более в КГБ имелась информация, что Дин может работать на американские спецслужбы. Однако последующее поведение Дина постепенно убедило Москву, что он вряд ли может перейти в стан антисоветчиков. Об этом говорило многое: и участие Дина в антивоенных митингах, и его новые песни антиимпериалистической направленности, и интервью в газетах. Поэтому к моменту приезда Дина в Москву в апреле 1970 года «Мелодии» было спущено указание из Идеологического отдела ЦК КПСС начать широкую популяризацию песенного творчества Дина Рида.
Кстати, такое указание было дано не только «Мелодии», но и многим средствам массовой информации Советского Союза (история с тем же «Огоньком» из этого ряда). По идее советских идеологов, Дин Рид мог стать идеальной фигурой для политической пропаганды: мало того, что он был внешне привлекателен, он к тому же был прекрасным эстрадным певцом, творчество которого могло иметь успех у миллионов людей, в том числе и молодежи. По этим параметрам Дин Рид в глазах идеологов котировался гораздо выше, чем его предшественники Поль Робсон и Пит Сигер (последний приезжал в Советский Союз на гастроли в начале 60 -х, но больше с тех пор такого желания не изъявлял).
На «Мелодии» Дин пробыл больше часа и узнал, что фирма грамзаписи собирается издать в Советском Союзе сразу несколько его пластинок, в том числе и второй «лонг-плэй» – диск-гигант. В него должны были войти 16 песен, в разное время выходивших на его пластинках в Латинской Америке и Европе. Диск готовился к печати в мае этого года, а песни были следующие: «Наш летний романс» (первый шлягер Дина Рида, с которого и началась его слава как певца), «Свободная мелодия», «Стрелок» (обе – Гофман), «Руки моей любимой» (Дин Рид), «Не задавай вопросов» (Пагано), «Аннабель» (Дэвис –
