что спускается на пляж. Он не боится каких-то маленьких огоньков. И ни следа от него не осталось, Джон. Говорили, что парусник-призрак забрал его.
— А огни?
— Дядя Саймон пугал меня, когда я вечером не хотела идти домой, что синие огни заберут меня. — Мэри улыбнулась. — Всех детей здесь так путают. А месяц назад в бухте снова оказалось судно. Это было ночью, и люди ждали с фонарями. Но они увидели блуждающие огни на пляже. — Мэри указала вниз. — Это был один огонек, двигающийся вдоль берега. Калеб Страттон был там, Джереми Хейнс, Спотс и другие. И все они убежали. Калеб пытался их задержать, но не смог. К утру судно исчезло. Некоторые говорят, что его вообще не было, что это возвращалась «Добродетель», чтобы набрать команду. Они говорят, что блуждающие огни — это мертвые моряки. Ожившие мертвые.
Я смотрел вниз на море и вспоминал старика Риггинса, его рассказы о призраках и призрачных кораблях в свободное от вахты время. И мне хотелось снова пережить те дни, снова стоять на палубе брига, мчащегося сквозь ночь, заслоняющего звезды парусами. Я вспомнил, как отец говорил — а он часто говорил это: «Тебе никогда не стать хорошим моряком». Наше путешествие было уроком, который должен был показать, что он прав. «Слишком много опасностей», — говорил он, как бы предвидя то, что случилось с «Небесным Островом». Я смотрел на море и вздыхал.
Мэри потянула меня за рукав:
— Пошли, Джон. Это место слишком печально.
Мы развернули своих пони.
— Я покажу тебе садик. Мой потайной садик.
Садик оказался совсем близко, рядом с дорогой, в ложбинке между утесами, скрытой зарослями кустарника. Здесь, на участке почвы размером с дверь, Мэри посадила полевые цветы.
— Это мой садик памяти. После каждого крушения я высаживаю здесь цветок.— Она отвернулась и склонилась над растениями. — Глупо, конечно.
— Нет, — возразил я. — Вовсе нет. Цветы росли рядами, по двенадцать в ряду.
Они занимали всю грядку. Немного дальше был подготовлен еще один клочок земли, уже вскопанный, но не засаженный, напоминающий свежезасыпанную могилу.
— Они на удивление хорошо растут здесь. Я никогда их не поливаю, не пропалываю.— Она поправляла цветы на стебельках. — Не знаю, чем это объяснить. Какое-то волшебство. Как ты думаешь?
Не глядя на меня, она разглаживала каждый цветок, каждый лист, как будто они были маленькими людьми, о которых она заботилась. Она подобрала юбку, чтобы не помять ею цветы.
— Их так много. Так много цветов. Каждый раз, когда я высаживаю новый, я плачу. — Она на цыпочках прошла между ними до самого конца своего садика.— Иногда я с ужасом представляю себе весь этот утес, сколько ты можешь видеть, — она развела руки, и юбка упала, — в цветах, каждый в память об одном из крушений.
Мы вернулись к пони и, не сговариваясь, пошли рядом, ведя лошадок в поводу.
— Я больше не могу выносить этого,— сказала Мэри. — Я слышу вопли на море, не выходя из дома.
Ветер, порывами налетавший на нас, донес отдаленное ржание лошадей.
— Я хочу положить этому конец, — сказала Мэри.
— Ты ничего не сможешь сделать. Против тебя будет вся деревня.
Она покачала головой:
— Нет, Джон, не вся деревня. Только несколько наихудших, вроде Калеба Страттона и Джереми Хейнса. Без них мародерство прекратится. Без них люди будут спасать моряков, а не убивать их.
— Пастор Твид сказал мне, что Калеб зачинщик, — продолжил разговор я.
— Таким он и выглядит на первый взгляд, — возразила Мэри, — но мне кажется, есть кто-то другой, в тени. Калеб Страттон не умен, и он вроде страшной куклы, которой кто-то управляет. Мне нужно найти его хозяина.
Почему этим кукловодом не может быть Саймон Моган, дом которого набит имуществом погибших моряков? Конечно, это не Эли и не Обрубок, размышлял я. Но я никого больше не встречал, кроме пастора и самой Мэри.
— Кто же это может быть? — поинтересовался я.
— Кто-то из деревни, я уверена. Кто-то из тех, кого я знаю. Кто бы это ни был, он может появляться везде, никого этим не удивляя. Только Калеб Страттон знает его.
Я вздохнул и сорвал травинку.
— Все не так уж безнадежно. У меня есть план,— сказала Мэри.
Я взглянул на нее, а она быстро посмотрела на меня и чуть прищурила глаза.
— Открой его мне,— попросил я.
— Ты скажешь, что это глупо, — покраснела она.
— Не скажу,— пообещал я.
Мэри не произнесла ни слова, пока мы не вышли на дорогу. Здесь она постояла немного, расчесывая пальцами гриву своего пони.
— В следующий раз, когда судно выкинет на Надгробные Камни, я поплыву к нему. — Ее руки прошлись по загривку пони и легли на его спину. — Я как-нибудь проникну на борт и привяжусь к мачте. И если они захотят грабить судно, им придется меня убить.
— Они и убьют.
— Может быть, — кивнула она. — А может быть, и нет.
Не слишком удачным показался мне этот план. Но я видел по ее лицу, по строгости ее глаз, что она собирается попытаться осуществить его.
— Я знаю, Джон, — сказала она с усилившимся корнуолльским акцентом,— как бы ни получилось, это лучше, чем ничего не делать.
Эта девушка была храбрее меня. Мы стояли на краю пустоши, ветер трепал траву, и она ожидала — так мне казалось,— что я соглашусь с ней, приму участие в ее безумной затее. Но ничто на свете не могло заставить меня вернуться к Надгробным Камням, на палубу обреченного парусника и противостоять Калебу Страттону и его людям, вооруженным баграми и топорами.
Пони заржали, уздечки их натянулись. Мэри не двигалась с места, ее рука поднималась и опускалась, когда пони тянул за повод. Она не отводила от меня глаз.
Я снова услышал лошадей и скрип колес.
— Кто-то на подходе,— сказал я.
Мне сначала было непонятно, откуда доносился звук. Затем со стороны деревни показался вихрь пыли, который несло на пустошь. И через мгновение две черных лошади и громыхающая телега появились на подъеме.
— Это Вдова, — сказала Мэри.
7
ДУРНОЙ ГЛАЗ
Сопровождаемая грохотом копыт и скрипом досок, повозка, переваливаясь из стороны в сторону, направлялась к нам в облаке пыли. Лошадей такой величины я вообще никогда еще не видел. Они фыркали в упряжи, возница кричал на них и тряс вожжами. Это был крохотный человечек в лихо заломленном картузе, рот и нос которого закрывал шейный платок. За ним виднелось лицо женщины, окаймленное массой снежно-белых волос.
— Говорят, Вдова управляет ветрами, — сказала Мэри. — Она может поднять бурю.
Вдова стояла опираясь на плечи своего кучера. Ее лицо было коричневым, как старый пергамент, и морщинистым, как многократно сложенная карта. Она глядела прямо на меня, глаза светились розовым светом, как тлеющие угольки. Когда повозка оказалась в дюжине ярдов от нас, она крикнула, но не кучеру,
