своим длинным костлявым пальцем начертил фигуру.
Это был человечек, наклоненный вперед, быстро бегущий. Эли добавил круглую голову, разинутый рот и расширенные глаза. Он ткнул пальцем в бегущего человечка, потом ткнул палец мне в ребра. И снова постарался что-то произнести.
— Убегать? Спасаться?
Эли еще сильнее затряс головой. Он стер свою картинку и начал новую. На нас упала тень.
— У него желе вместо мозгов, — сказал Саймон Моган, стоя в дверях. — От него не добьешься толку.
Эли отпрянул, как будто слова эти ударили его. Он сгреб одеяла и одновременно стер картинку.
— Пошли в дом, — сказал мне Моган. — Ты здесь зря тратишь время.
Я последовал за ним, оставив Эли с пони.
Мы сидели с противоположных сторон большого стола. Моган смотрел на свои руки. Мэри пришла из кухни и поставила на стол три тарелки. Моган молча барабанил пальцами.
Мэри принесла вилки и ножи. Она еле заметно улыбнулась мне и опять ускользнула.
Я кашлянул.
— Спасибо за одежду. Она как раз впору. Моган только хрюкнул себе под нос.
— Я верну ее, когда...
— Оставь себе, — сказал он, не поднимая головы. — Ее владельцу она уже не понадобится.
Я понимал, что это означает, и посмотрел на него, сидящего в раздумье, с серьезным выражением лица и нахмуренными бровями. Неужели он действительно был таким добрым, каким его представляла Мэри? Теперь его большие руки играли с тарелкой, но он хранил молчание. Звуки доносились лишь из кухни, где хозяйничала Мэри. Я услышал, как она подняла крышку плиты и с легким звоном отодвинула ее в сторону. Слышно было даже движение пламени в плите и шорох добавленного ею туда угля. Вот она отставила в сторону угольный совок.
— Ты знаешь, что такое провал? — внезапно спросил Моган. — Наверное, представляешь себе это. Местность вокруг кишит провалами, Джон. Провалами и шахтными стволами.
— Да, сэр.
— Запросто ты можешь сломать ногу пони, а очень вероятно, и свою шею.
— О дядя,— Мэри выглянула из кухни,— я все время была с ним. Я знаю местность.
— Не имеет значения. С этих пор придерживайтесь дорог. Ты меня поняла?
— Да, дядя.
— И никаких гонок по пустоши. Твоя мать перевернулась бы в могиле, если бы узнала, как ты себя ведешь.
— Хорошо, дядя.— Мэри кивнула мне и вернулась к плите.
Моган сложил руки на краю стола. И так он сидел, неподвижный, как будто окаменевший, пока Мэри не появилась, сияя лучезарной улыбкой. Она торжественно поставила на середину стола закрытое блюдо.
— Что это? — спросил Моган.
— А вот что! — Она подняла крышку.
Пирог с глазами. В этом рыб было еще больше. Их бедные запеченные головы торчали из корочки, зловеще глядя на меня мертвыми глазами. Я сразу же вспомнил о Томми Колвине, пойманном на болоте с лопатой в руках рядом с незакопанными трупами.
— Самый красивый из всех, которые я когда-либо видел,— сказал Моган.— Половину мастеру Джону, идет?
— Хорошая идея, — мгновенно согласилась Мэри и покраснела.
Если бы не Мэри, я бы не смог и куска проглотить от этого пирога. Но она сидела и наблюдала, как я управляюсь с ним, кивая и улыбаясь, как будто кормила дитя. Пока я, давясь, заглатывал кусок за куском, Моган работал челюстями, как шахтер, орудующий киркой и лопатой.
Когда мы закончили, Моган с трубкой устроился в одном из больших капитанских кресел и стал набивать ее щепотками рубленого табака. Потом он посмотрел на меня и вынул из стоявшей рядом миски маленький стеклянный предмет. Он поднял его в руке.
— Ты видел такое, Джон? — спросил он.
— Нет. — Я увидел в его пальцах трубочку из тонкого стекла, не толще карандаша, с обоих концов запаянную. Внутри находилась свернутая в рулончик бумажка. Миска была полна таких трубочек.
— Тогда смотри внимательней, — сказал Моган, и я наклонился поближе. — Ближе, ближе, — сказал он.
С важным видом Моган постучал трубочкой о край стола. Она лопнула, посыпались осколки. И в тот же момент в ней вспыхнул яркий огонь.
Я отшатнулся. Она чуть было не опалила мне волосы. Бумага ярко горела, распространяя вонь серы. Он поднес пламя к трубке и запыхтел ею, как дракон.
— Фосфорная свечка. — Он держал трубочку, пока не погасло пламя, потом швырнул ее в латунный горшок, стоявший на полу. Она упала со стеклянным звоном. — Прямо из Франции. Раньше такого в Англии не было. Возьми одну, Джон. Возьми.
Я подошел к миске и взял трубочку. На полу скрипели под ногами крохотные осколки стекла.
— Бумага покрыта фосфором, — пояснил Моган. — Дьявольское пламя, ничто его не может погасить. Но самое важное их качество, он постучал трубкой по своим зубам,— они не тонут, видишь ли...
Мэри принесла свечу и прошлась по комнате, зажигая лампы. Слабый запах фосфора растаял в вони рыбьего масла. Ни у кого я не видел так много ламп. Не было необходимости нести с собой лампу из одного помещения в другое, весь дом был заполнен сиянием желтого света.
Моган рассмеялся. Он был в благодушном настроении.
— Все должно плавать, — сказал он. — Было бы очень неплохо, если бы золото тоже плавало, не правда ли? — Он откинулся на спинку кресла, выдувая кольца дыма, которые поднимались к потолку, как венки. Затем вынул трубку изо рта и занялся табаком. — Так, — обратился он ко мне. — Что это я слышу о твоем отце? — Наверное, я побледнел, и он рассмеялся. — Не пугайся так. Мэри мне все рассказала.
Я увидел, как дернулись ее плечи, но она не обернулась. Она переходила со своей свечкой от одной лампы к другой, прикрывая пламя ладонью.
— Итак, он жив? — спросил Моган.
— Д-да, — выдавил я.
— А ты мне говорил, что никого, кроме тебя, не осталось. Я тебя спрашивал, напрямую, и ты мне наврал прямо в глаза.
— Я сказал, что никого не видел,— уточнил я и покраснел от неубедительности такого возражения.
— М-да. — Моган набивал трубку. — Ты собирался оставить отца гнить в какой-то темнице, вместо того чтобы позаботиться о нем?
Я нервно вертел в руке спичку.
— Нет, не собирался.
— Но это так и было. Ты наврал мне, Джон.
— Я должен был. Обрубок...
— Это не дело, сынок. Я спасаю тебе жизнь, даю одежду, пищу и убежище. А ты платишь мне ложью. Почему?
На этот раз ответила Мэри:
— Он не знал, может ли тебе доверять, дядя. Разве это удивительно? — Она пальцами сняла нагар со свечи. — Команда убита, отец в плену, откуда ему знать, кому верить?
Моган выдул кольцо совершенной формы, которое повисло над ним, как нимб. Он кивнул:
— Ты права, Мэри. Ты права.
Мне было трудно поверить, что передо мной тот же человек, который несколькими часами раньше, пылая гневом, замахивался кнутом на Эли. Сейчас он сидел как святой, с чарующей улыбкой. И я все еще не знал, можно ли ему доверять. Он казался совершенно безобидным,
но каждый житель Пенденниса беспрекословно подчинялся ему.
