мертвечина с постели поднялась и принялась за завтрак. Налила супа с червячком, на хлеб плеснула гноя, два глаза с выцветшим зрачком заела стоя. Мертвец копался в потрохах, пил мозг запоем и мой передничек в цветах забрызгал гноем… Волна упадка у меня, а может, шалость. Не знаю как читаете, друзья, такую гадость! (9 августа 1983)
Пародия N12 — на С. Сушу и его строчки:
Когда-то ты красавицей была, Возросшая на “Птичьей карамели”. Как в утренней росе колокола под кофточкою яблоки хрустели. Сосите, девки, карамель!
Была ты сплошь с угрями на носу, но “Птичьей карамелькою” питалась. Под кофточкой, быть может, потому “антоновка” так сочно наливалась. Как дура не сосала все подряд и не чуралась тем, что некрасива. И вот уже под кофточкой сидят два марокканских чудо-апельсина. Отвергнув столько импортных конфет, сосала только эту карамельку. И вот уже из кофточки на свет глядят арбузы в каждую лазейку. Потом, в конце концов, твой внешний вид вошел в свою решающую фазу, когда катастрофически трещит бюстгальтер, что пошит по спецзаказу. Поэтому, чтоб впредь не сесть на мель, советую всем девушкам красивым: сосите только “Птичью карамель” и бюст ваш будет нравиться мужчинам! Пародия N13 — на В. Емельянова и его строчки: Забытое, странное что-то меня укололо… Потом стремглав унеслось за ворота застряло на склоне крутом. НЛО
Не зверь и не птица кольнула, как кнопка, мне в ягодицы, понятнее, в попку. Да что это было? С чего бы да взяло? Но это уплыло, умчалось, слиняло. Сознание стонет от новой беды, вернется, уколет с другой стороны. А, может, минует, мои-то ворота? Но попка все ноет и чует чего-то. (2 августа 1983) Пародия N14 — на Г. Поженяна и его строчки: Лягу в жиже дорожной, постою у плетня. И не жаль, что возможно, не узнают меня. Довалялся!
В самой радостной позе в жиже я повалялся, а потом и в навозе носом так покопался. А потом сразу к плетню: “Дорогие мои!” Но кричат мне родные: “Геть, чумной, уходи!” Крик их носится в поле, я не верю ушам. “Не узнали вы что ли? Это я — Поженян!”. А в ответ нецензура,
