В городе на Неве Эдита поступила на отделение психологии философского факультета Ленинградского университета, а все свободное время посвящала музыке – выступала в хоре польского землячества, которым руководил 24-летний студент дирижерско-хорового отделения Ленинградской консерватории Александр Броневицкий. Этого взрывного и темпераментного молодого человека многие считали евреем, хотя на самом деле его отец был белорусом (его фамилия была Бороновицкий), а мама – латышкой. Все его предки были морскими офицерами.
Осенью 1955 года Броневицкий создал из нескольких участников хора ансамбль «Дружба». В качестве солистки он пригласил Пьеху. Пригласил прежде всего за голос, поскольку внешне она ничего особенного из себя не представляла (Эдита была тогда очень худой: при росте 174 см весила всего 59 кг). Ее первое публичное выступление с новым коллективом произошло в новогоднюю ночь с 1955 на 1956 год: она четыре раза исполнила на «бис» шуточную песенку на польском языке «Червоный автобус».
Вскоре отношения между Пьехой и Броневицким стали более близкими. Вспоминает она сама: «Броневицкий приходил к нам в общагу на Мытнинской набережной – нас в комнате восемь девчонок жили – и, постучавшись (редкость!), доставал восемь шоколадных конфет (редкость в квадрате). И каждой девушке протягивал с поклоном. Это по тем временам воспринималось как великосветское поведение. «Ах, Диточка, какая ты счастливая!» – говорили девчонки…
Я солировала в «Дружбе» уже год с лишним, когда появилась еще и кубинка, которая ему тоже нравилась как певица. Но потом наши с ним отношения переросли в более близкие, и кубинки не стало, я ее «выжила». Все мы так устроены, что хотим держать пальму первенства. Я изначально была единственной девушкой в мужском молодежном ансамбле, и мне никак не хотелось, чтобы появилась вторая».
Первый настоящий успех к Пьехе и ансамблю «Дружба» пришел летом 1957 года на 6-м Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве. Выступив с программой «Песни народов мира», коллектив завоевал золотую медаль и звание лауреата. Эдита Пьеха произвела на фестивале настоящий фурор, причем не столько своими «безыдейными» песенками («Человек идет и улыбается…»), сколько «европейским» имиджем, фирменным знаком которого был акцент. Иностранка, которая поет в советском ансамбле, – по тем временам это было круто!
Между тем Пьеха влюбилась в Броневицкого и стала мечтать выйти за него замуж. Однако ее мама, узнав о мечте дочери, буквально взорвалась: «Он тебе не пара! Я запрещаю тебе выходить замуж за русского! И вообще нужно сначала закончить институт!» Но Пьеха решила мать не слушать. Та в ответ обиделась и целый год не писала дочери письма.
Объяснение Броневицкого и Пьехи произошло в подъезде: она сидела на подоконнике, а он стоял рядом и нервно теребил ее руку. Александр сказал: «Я не знаю, что делать. Я не могу без тебя». На что Эдита ответила: «Знаешь что, а давай поженимся!» Но он покачал головой: «А ты знаешь, в какое время мы живем? В советское! Браки с иностранцами у нас не приветствуются!» Но девушка уже закусила удила: «Да брось ты, ничего нам не будет. Я ведь не буржуйка какая-нибудь, я из пролетариев. Бояться меня не надо».
В итоге спустя несколько дней молодые отправились в ЗАГС Смольнинского района и подали заявление. Пьеха была в маленьком черном платьишке, в котором иногда выступала на сцене. Потом она очень сожалела об этом – считала, что именно черное платье предопределило несчастливый брак. Но это будет потом. А пока все было хорошо. Родители Броневицкого восприняли это событие на удивление спокойно и приняли невестку очень тепло. Жить молодые стали в их коммунальной квартире на улице Ленина. Несколько позднее им выделили двухкомнатную квартиру в Купчино. В 1961 году в «звездном» семействе появилась девочка, которую назвали Илоной. Пьеха мечтала, что родит сына и назовет его Станиславом. Но родилась дочка. Сначала Эдита хотела назвать ее в честь мамы Фелицей, но потом передумала – не разрешили бы родственники со стороны мужа. Когда Илоне исполнилось восемь месяцев, ее забрала к себе бабушка – мама Броневицкого Эрика Карловна. С ней девочка проживет до 15 лет.
Несмотря на замужество, Пьеха оставалась чрезвычайно влюбчивым человеком. Правда, все ее романы были платоническими. Так, в начале 60-х она увлеклась французским певцом Энрико Массисом. Когда он приехал с гастролями в Москву, она немедленно бросилась на его концерт. Далее послушаем ее собственный рассказ:
«Массиас был хорош собой – алжирец или марокканец, пел по-французски очень темпераментно, экспрессивно. Мне это страшно нравилось! Самой было неудобно выходить на сцену, и я дарила ему цветы через билетеров. Сначала смотрела на него именно как на мужчину, но потом захотелось иметь его пластинки, которых у нас, естественно, не продавали. Я осмелилась прийти к певцу в гримерную, на плохом французском объяснила ему, что тоже пою и хотела бы исполнять его песни. Массиас сказал, что сейчас у него нет с собой пластинок, и дал свой телефон в Париже. Потом я еще раз пришла к нему в грим-уборную, принесла цветы – вот какая дурочка! – и говорю: «Запомните, пожалуйста, что меня зовут, как и вашу великую певицу, – Эдит». Он отвечает: «Хорошо, хорошо». И вот, представьте себе, недели через две звоню в Париж. Подходит к телефону какой-то дядька. Я представляюсь, говорю, что Энрико разрешил мне позвонить. Слышу: «Подождите у телефона – сейчас спрошу». Потом дядька возвращается и говорит: «Он такую не знает». И тогда я подумала: «Боже мой! Как плохо быть поклонницей!»
После этого случая прошло всего несколько лет, и Пьеха все-таки покорила Париж. Произошло это в 1965 году, когда ее, первую из советских певиц, владелец концертного зала «Олимпия» Бруно Кокатрикс (это он открыл миру Шарля Азнавура, Мирей Матье и других звезд эстрады) пригласил выступить на сцене своего заведения. Взяв с собой мужа и 4-летнюю дочь, Эдита отправилась в столицу Франции, где имела большой успех.
В другой раз Пьеха увлеклась уже своим соотечественником – молодым композитором Станиславом Пожлаковым. По ее словам, произошло это так: «Однажды мы выступали в большой программе вместе с Пожлаковым. Он очень хорошо играл на саксофоне, да еще и пел. И я в него так же, как в Энрико Массиаса, влюбилась. С той лишь разницей, что тайком вздыхала по нему и только писала в записной книжке: «Слава, ну почему ты не подойдешь ко мне, ну почему не скажешь: «Здравствуй, я так переживаю». А книжечку эту я прятала где-то под кроватью. Сан Саныч Броневицкий был очень ревнивым – могу десять раз это повторить. Он подглядел, что я веду тайные записи, и нашел книжечку. Мы стали бороться, я хотела выкинуть ее на улицу, а она упала на балкон ниже этажом. Броневицкий побежал туда, схватил ее и все прочитал. Я говорю: «Как тебе не стыдно, это же не тебя касается!» Он: «Ну ты ж мне изменяешь!» Я: «Я не изменяю, а только вздыхаю…» Расплакалась, выбежала на улицу, схватила такси. А это было в Ялте. Кричу водителю: «Везите меня в Симферополь, в аэропорт!» Тот на меня смотрит: двенадцать часов ночи, девушка одна, вся в слезах. «Хорошо», – говорит. Но я ему все рассказала, и на полпути этот человек повернул обратно: «Пусть ваш муж и ревнивый, но разбирайтесь с ним сами». Конечно, вернулась я как побитая. С Броневицким мы долгое время не разговаривали…»
Стоит отметить, что в этих своих воспоминаниях наша героиня кое-что утаивает. В частности, ее отношения с Пожлаковым не обошлись одной только запиской. Вот что вспоминает сам композитор: «Первый раз я встретился с ней на гастролях в Черновцах, нам было лет по 25. Я тогда из областной филармонии перешел в Ленконцерт, у меня был ансамблик. А Пьеха выступала с ансамблем «Дружба», который гремел со страшной силой. Я ее боялся и даже думать не смел, что когда-нибудь приближусь к ней. И вдруг там, в Черновцах, получаю от нее записочку…
Потом идем мы как-то с Эдитой в обнимку – с реки, в шесть утра. А на балконе гостиницы стоит Броня и смотрит на нас… Так я с ним и познакомился. Он грозился застрелить меня. Но я пришел к нему и сказал: «Саша, мне Эдита нравится во как, но я тебя слишком уважаю». Саша был талантливейшим музыкантом. Что, впрочем, не мешало ему быть очень грубым человеком. Он Эдиту иногда даже, скажем так… обижал…
Потом мы с ней еще встречались, и я осмелился предложить ей несколько своих песен: «Причал», «Зачем снятся сны»…
Помню, отмечали старый Новый год в Союзе композиторов. Пьеха с Броневицким, я со своей женой, с которой уже разводился. Танцуем мы с Эдитой, вокруг элита стоит – Андрей Петров, Эшпай из Москвы при- ехал, – и все восхищаются: «Вот это пара!» Эдита мне и говорит: «Давай вместе уйдем отсюда!» Но мы не ушли. Если честно, я ее боялся. Двум разным полюсам рядом находиться невозможно. Ей надо будет, чтобы я ей уступал, мне – чтобы она…»
Видимо, чтобы супруга поменьше влюблялась, Броневицкий взял за правило при каждом удобном случае
