«легковиком» Соломиным, но тренер предпочел не связываться с пьяным. Получив удар по печени, Киселев предпочел спастись бегством. Соломин погнался за наставником, однако по пути встретил другого тренера – Бориса Гранаткина, – на которого у него тоже имелся зуб. Но Гранаткин не стал дожидаться, пока ему съездят по печени, и спрятался в своей комнате. А едва опасность миновала, тут же накатал на разбушевавшегося спортсмена «телегу» в Спорткомитет. В итоге Соломина из сборной исключили, а в газетах написали, что тот неожиданно приболел. И в легком весе от советской сборной никто на турнире не выступал.
«Бородатый» скандал
(Евгений Матвеев)
В июле 1977 года режиссер Игорь Гостев снимал в Вышнем Волочке очередной фильм про подвиги партизанского отряда майора Млынского (эту роль играл Вячеслав Тихонов) «Фронт за линией фронта» (продолжение фильма «Фронт без флангов»). Это был третий, и последний, выезд группы на натуру, который должен был продлиться до 19 июля. Снимались эпизоды, относящиеся к пребыванию партизанского отряда в лесу, а также предстояло доснять ряд сцен из начала фильма. В одной из этих досъемок предстояло участвовать актеру Евгению Матвееву (он играл секретаря подпольного обкома партии), который в те дни был с головой погружен совсем в другую роль: ему вот-вот предстояло начать сниматься у Алексея Салтыкова в роли Емельяна Пугачева. Для этой роли актер специально отпустил окладистую бороду, которую буквально лелеял и холил. Как вдруг…
Вызов из Вышнего Волочка обрушился на Матвеева как снег на голову. «Какие досъемки, у меня же борода?» – схватился он за голову и бросился к директору «Мосфильма» Николаю Сизову. Но тот лишь развел руками: «Надо, Женя, надо! Ведь фильм лично курирует Цвигун». (Именно военные произведения зампреда КГБ Семена Цвигуна легли в основу фильма.) Но Матвеев решил сражаться до конца. И когда его вновь потревожили из Вышнего Волочка, сказал, что согласится сниматься только со спины. В ответ на это заявление директор фильма Борис Криштул «стукнул» на строптивого актера Цвигуну: дескать, он ставит нам невыполнимые условия. Тот, естественно, принял меры.
Утром 5 июня домой Матвееву позвонили и сообщили, чтобы он никуда не отлучался – за ним приедет машина с Лубянки. Жена актера всплеснула руками: «Сухари-то можно начинать сушить?» Это была, конечно, шутка, но Матвеев ей даже не улыбнулся: понял, что дело приняло серьезный оборот. Вскоре к его дому подкатила «Чайка», на которой актера в мгновение ока доставили до Лубянки. Там Матвеева препроводили в кабинет Цвигуна. Тот встретил гостя, как и полагается, радушно. Даже преподнес ему подарок – модель пограничного столба, сделанную из янтаря. После чего усадил в кресло и принялся обрабатывать по полной программе: завел речь о патриотическом воспитании молодежи, о высокой миссии фильмов про Великую Отечественную войну. Потом изрек главную фразу: «Ты пойми, это фильм будет смотреть сам Леонид Ильич…» Далее послушаем рассказ самого Е. Матвеева:
«Я стал объяснять, почему не могу сейчас сбривать бороду. Что-то доказывал, рассказывал об актерских задачах, о достоверности в создании образа и – чуть не плакал:
– Поймите, в том эпизоде я буду стоять одну минуту. И ради этого лишаться бороды, которую растил, холил два месяца?! Ведь меня можно снять со спины, чтобы не было видно моего лица. Кто на экране тогда увидит, с бородой я или нет. А тут – такая роль! Пугачев! Какой тип! Какое время было! Какие люди…
– Да кому он нужен, твой Пугачев, сегодня? А тут фильм о военных, о современной армии… – не дал договорить мне генерал.
– ???
– Диссидентам подыграть хочешь? Призвать хотите их брать топоры и вилы?..
В то время шла ошалелая борьба с инакомыслием…
В общем, повез меня другой генерал, Пипия, в район Вышнего Волочка, где доснимали злополучный эпизод. На площадке построили взвод солдат, стал в строй и я, побритый, – спиной к камере. Подходит ко мне (по роли) Слава Тихонов, говорит какую-то фразу. Камера снимает его с лица… Сняли все, как надо было режиссеру. Но оказалось, что на экране в кадре зрителю так и осталось неясно – я ли стою спиной или кто другой…»
Между тем спустя несколько дней – 10 июня – Матвееву вновь предстояло сниматься в одном из эпизодов. Однако киношники его никак не могли найти. Плюс к этому он еще зачем-то понадобился самому председателю Госкино Ермашу, который буквально рвал и метал: найдите мне Матвеева! Это задание поручили директору картины Борису Криштулу. Тот бросился в местное КГБ, поскольку силами съемочной группы народного артиста найти не удалось. Чекисты же, которые были прекрасно осведомлены о том, кто курирует съемки фильма – сам Цвигун! – рьяно подключились к поискам Матвеева. И вскоре тот был найден в каком-то гостеприимном доме. Но вид у него был тот еще – как после долгого запоя. Как вспоминает Криштул: «Я искренне пожалел, что он сбрил бороду, – она бы хоть пол-лица скрыла…»
Футбол на заказ
(«Динамо» Москва – «Динамо» Тбилиси)
Во вторник, 14 июня 1977 года, в 19.00 на стадионе «Динамо» в Москве состоялся очередной матч по футболу на первенство страны между командами «Динамо» – столичным и тбилисским (обе команды находились во главе турнирной таблицы). Несмотря на то что на этой игре присутствовал сам Леонид Брежнев, это не уберегло матч от громкого скандала.
Отметим, что Брежнев попал на игру не по собственной инициативе. В те дни в Москве с официальным визитом находился 1-й секретарь ЦК КП Грузии Эдуард Шеварднадзе, который был заядлым футбольным болельщиком и не мог пропустить игру своих земляков. Брежнев тоже любил футбол, но к тому времени возраст и здоровье не позволяли ему, как это бывало ранее, часто посещать стадион. Вот и 14 июня планы на вечер у него были совершенно иные. Но просьба гостя да плюс хорошая погода, установившаяся в Москве (+22), перевесили чашу весов в пользу футбола.
Часть стадиона «Динамо» тогда находилась на реконструкции к предстоящим Олимпийским играм в Москве (в 80-м), и Северная трибуна была закрыта. Все официальные службы – судейская, раздевалки, пресс-центр и правительственная ложа – были переведены на Южную трибуну. Правительственная ложа давно никем не посещалась, поэтому находилась не в самом лучшем виде. И можно себе представить чувства руководителей стадиона, когда в конце первого тайма им пришло сообщение, что к ним на полных парах мчится сам генеральный секретарь ЦК КПСС. То есть Брежнев свалился как снег на голову. Что тут началось! Все забегали, засуетились, принялись лихорадочно наводить лоск и блеск на давно непосещаемую ложу. Как вспоминает главный арбитр того матча Микелис Рубенис:
«Появление высших государственных и партийных мужей вызвало настоящую панику, а у многих и вовсе какой-то животный страх. От контролеров и обслуживающего персонала до высших милицейских чинов и спортивных функционеров. То, что происходило, иначе как абсолютным культом партии и ее генерального секретаря не назовешь…
Я выглянул в окно: все обозримое пространство перед трибунами было забито черными «Волгами». Время начинать второй тайм. К нам вбежал какой-то человек, отчаянно жестикулируя трясущимися руками, и в полупросительном-полуприказном тоне сказал:
– Игру возобновите только после моего разрешения. Товарищи судьи! Сегодня на трибунах… на трибунах… – Он словно подбирал самые яркие слова, – самые высокие гости. Организуйте красивый футбол.
– Но как? – улыбнулся я.
– Почему вы смеетесь, меньше свистков – больше голов, – последовал ответ (на тот момент на табло сверкали одни нули. –
– Но мы же голы не забиваем. Разговаривайте с командами.
– С командами работа уже проведена, а у меня нет времени…
«Что же происходит, ребята?» – не успел я обратиться к коллегам, как открылась дверь, и к нам вошли капитаны обеих команд – Олег Долматов и Давид Кипиани.
– Посоветуйте, что делать, как играть? Нам ведь нужны очки, и никакого цирка мы здесь устраивать не собираемся.
– Ребята, – сказал я, собираясь их успокоить, но и до сегодняшнего дня не могу сказать, правильно ли
