какие мысли придут в голову этой особе… Избыточным гуманизмом она, судя по всему, не отличалась. Вдруг ей покажется, что сейчас самое время избавиться от непонятного месье? Окончить свои дни в Милане мне совсем не улыбалось. С другой стороны, Кольбиани был слишком хитер, чтобы ставить исключительно на меня. Наверняка у него был запасной план устранения опасной для него «крестной матери». И это меня немного пугало. Во-первых потому, что Паола была моим единственным союзником. А во-вторых, она мне просто нравилась. И чем больше я о ней думал, тем сильнее было это чувство. Никакого отношения к делу не имеющее.
Стоять на улице было глупо. Приняв решение, равно удовлетворяющее требования моего желудка и безопасности, я двинулся в сторону Piazza Duomo. К вечеру на площади собиралось множество праздношатающихся итальянцев, ее ярко освещали фонари и украшали карабинеры, парочками фланировавшие с автоматами наперевес. Все это меня вполне устраивало. Тем более что вокруг существовало большое количество ресторанов и ресторанчиков на любой вкус. Желудок мой откровенно прилип к позвоночнику, мешая ходить, думать и вообще жить. И я совершенно не намерен был с ним препираться. В результате чего довольно быстро оказался на Corso Venezia, в большом и оживленном ресторане «SANTINI».
С трудом объяснив метрдотелю, что место посредине зала меня устроить не может никоим образом, я заполучил столик у стены и кожаную папку с меню. Кухня в этом заведении была итальянской, но даже это не могло меня испугать. Как-то в Париже я имел несчастье посетить африканский ресторан с ярко выраженным сенегальским уклоном. Думаю, что ничего страшнее этого в моей жизни уже не случится. Впечатления от говядины под соусом из какой-то коричневой вонючей муки до сих пор жили в моем организме. А «котлетки по-милански», если абстрагироваться от их цены, мало чем отличались от столь любимых в России «котлеток по-киевски». В общем, о наслаждении здесь говорить было бы неуместно, но еда оказалась качественной и обильной. Посетителей в ресторане хватало, но все происходило на редкость тихо и благопристойно. Думать, по крайней мере, мне не мешали.
Похищение Даши, организованное доном Кольбиани, было мне на руку. Я склонялся к тому, что заказ действительно исходил от отца, а в этом случае ее жизни ничто не угрожало. Искупается в море, поест фруктов. Она как-то участвовала во взаимоотношениях отца и Стрекалова, но как именно — объяснять мне, похоже, никто не собирался. А раз так, то пусть сами с ней и нянчатся. Мне вполне хватало забот и без нее.
Настораживало другое. Раз отец не давал санкции на убийство Паолы Бономи, значит, инициатива целиком и полностью исходила от самого Кольбиани. И была чистой воды самодеятельностью. Вовлекая меня в свои игры, он не мог не понимать, что так или иначе это станет известно отцу. Хотел за мой счет укрепить свои позиции? Возможно… В любом случае, никаких шагов, направленных против Паолы, я предпринимать не собирался. Это их разборки, мне такие печали без надобности. Со своими бы разобраться. Пока я валялся в номере, выпивая и покуривая, в мою голову помимо очевидного бреда заскочила и парочка здравых идей, не лишенных практического смысла. Судя по всему, времени на затяжные игры с охранниками Давида у меня не было. Вариант со штурмом дома тоже отпадал по определению — откуда я возьму полувзвод обученных парней и три вертолета? Паола совершенно недвусмысленно намекнула, что не может участвовать в подобных игрищах. Получалось, что действовать мне придется одному и быстро. В духе героическом и неправдоподобном. Оригинальная помесь камикадзе, Джеймса Бонда и майора Пронина в одном лице. Интересно, кто в этом городе делает лучшие гробы? Ха-ха… Шутка.
На самом деле одна идея у меня все же возникла. Вероятность успеха в случае ее реализации была достаточно велика, загвоздка заключалась только в количестве исполнителей. Одному мне было не справиться, при всем горячем желании и больших возможностях. Все равно нужен помощник. Квадратура круга какая-то, право слово…
Записку мне принесли вместе с кофе. Небольшой листочек бумаги, взятой здесь же, в ресторане, сложенный вдвое. Развернув его я с искренним изумлением прочитал: «Нам необходимо встретиться. Приходите в 23. 30 на Piazza San Babila. Скамейки у фонтана. Я сам к вам подойду. Друг». Самое поразительное, что все вышеизложенное было написано на русском языке. Аккуратным, твердым почерком. Что-то я не припоминал никаких друзей из России. Большинство встреченных за последнее время «россиян» вели себя совсем не по-дружески. Скорее наоборот. Я подозвал официанта, без особой, впрочем, надежды на успех.
— Скажите, любезный, откуда эта записка? — спросил я по-английски.
Он недоуменно нахмурился, потом лицо его просветлело, и он радостно начал говорить. Бедняга думал, что тоже владеет этим языком. С пятого на десятое я понял, что синьор, просивший передать мне послание, перед этим расплатился и уже ушел. А сидел он «там» — и официант кивнул в сторону выхода. Я попытался вспомнить сидевшего «там» человека — и не смог. Костюм, галстук, мужчина. Ничего особенного. Раньше, во всяком случае, я этого «друга» не встречал. Чрезвычайно интересно.
Заплатив по счету и оставив «англоязычному» официанту щедрые чаевые, я покинул ресторан. До встречи с таинственным незнакомцем оставалось еще больше часа. Эх, гулять, так гулять! Я купил пакетик жареных каштанов и направился в сторону Via Brera. Даша, ныне томящаяся в лапах итальянской мафии, как-то говорила, что вечерами там собирается теплая компания гадалок, художников, туристов и экстрасенсов. Она утверждала, что это «ужасненько интересно». Странно, но думая о ней, я совершенно не испытывал угрызений совести, беспокойства или раскаяния. Полдня не видел, и уже привык. К хорошему быстро привыкаешь. Баба с возу — кобыле легче, так, кажется, считает великий русский народ? И потом, под папиным контролем ей действительно должно быть лучше, чем со мной. В том, что Кольбиани будет с нее пушинки сдувать, я даже и не сомневался.
На «ужасненькой» улице и впрямь оказалось интересно. Жители ее явно не относились к числу рядовых строителей итальянского капитализма, поэтому порядок поддерживался всеми возможными методами. Никакого безобразия многочисленные полицейские не допускали. Зато в остальном… Вся миланская богема была представлена в полном объеме. Художники писали картины и портреты всех желающих, гадалки — гадали, туристы бродили, экстрасенсы… В общем, они тоже что-то делали. Все выглядело по-итальянски сочно и колоритно.
Я нацелился на одну особенно живописную предсказательницу грядущего. Возможно, потому, что выглядела она намного профессиональнее всех прочих. В отличие от них она не пыталась привлечь к себе внимание, не суетилась и не бормотала какой-то белиберды таинственным голосом. Ей и лет-то было немного, максимум тридцать, тридцать пять. Длинные черные волосы обрамляли красивое, неестественно бледное лицо. Большие глаза с очень маленькими зрачками смотрели словно сквозь тебя, в одной ей ведомую даль. Закутанная в какие-то пестрые куски тканей, она сидела в позе лотоса на маленькой плетеной циновке и слегка раскачивалась в такт неведомой мелодии. Почему-то пройти мимо я не смог. Что-то в глубине моего сознания мощно и настойчиво подталкивало, притягивало меня к этой женщине. Такое иногда уже случалось, и всякий раз я убеждался в неслучайности происходящего. Подойдя поближе, я осторожно присел перед ней на корточки.
— Синьора! — Она смотрела прямо сквозь меня. И я ей, похоже, не мешал. — Синьора, прошу вас, погадайте мне… — снова сказал я.
И ее взгляд упал на меня. Секунду я погружался в эти глаза, и она показалась мне вечностью. А потом веки ее опустились, и это наваждение ушло. Она прикрыла глаза и протянула мне раскрытую ладонь. Я полез было в карман, хотел достать деньги, но гадалка остановила меня. По-прежнему не открывая глаз, она тихо произнесла:
— Нет. Дай мне руку… — И я сделал это.
Ее ладонь оказалась неожиданно горячей и сильной, она крепко держала меня, и в этот момент у меня вновь появилось странное ощущение. Словно кто-то невидимый заглянул в мой мозг и, в одно мгновение пролистав его содержимое, так же неуловимо исчез, унося с собой копию моих мыслей, чувств, эмоций, копию моего «Я». В этот момент я осознал, что не отрываясь смотрю в широко открытые глаза этой странной женщины. И ее взгляд… Ужас, отвращение, жалость — в нем было все.
— Уходи, — резко сказала она, отбрасывая мою ладонь. — В тебе нет добра, и нет зла. Ты живешь чужой жизнью, и путь твой — в тени. Твое будущее закрыто для меня, а прошлое… ужасно. Найди себя, иначе — тьма… Мне нечего тебе сказать.
Машинально, не отдавая себе отчета, я вновь полез в карман, но она буквально отшатнулась от
